Chapter 12

Глава 12. Ложное подобие.

- И что ты хочешь у него спросить? – Сказал Миша. Они шли по расчищенной кривой, которая когда-то была прямым тротуаром.
- Спросить? Ничего. Пока ничего, - ответил Андрей. Он спотыкался в снежных наносах, глядя только в спину Галицкого, ковылявшего в полусотне метров впереди, - докопаюсь до него, как это, без слов…
- Невербально? Да ты не собрался ли…
- Я уже сказал, что ничего такого.
- Тогда что?
- Пусть он сам мне подскажет.
- Ну да, - Миша фыркнул, - я уже хотел спросить тебя про план Б, но у нас даже А нет.
- Так у него тоже.
- И чем это лучше гоп-стопа?
- Я хочу только… - Андрей не договорил. Галицкий обернулся. Секунду он исподлобья косил взглядом, потом снова бегло захромал вперёд. Справа появился протоптанный в сугробах проход, и внезапно Андрею захотелось бросить свою затею, свернуть, сделать крюк и спокойно вернуться в комнату. Андрей ускорил шаг. Поворот остался позади. Миша, чертыхаясь, торопился следом.
Когда их отделяло от Галицкого всего несколько метров, тот резко остановился и принялся стряхивать выковыривать снег из ботинка. Андрей пошёл дальше. Вот он, Галицкий вблизи. Андрей почти паниковал. «Неужели он просто ничего не сделает? На что я вообще надеялся? Неужели придётся начинать самому?» Андрею снова жутко хотелось отвернуться и уйти дальше. Галицкий настороженно уставился на Андрея снизу вверх. Лицо его было красным от холода. Андрей почти прошёл мимо, но вдруг ему пришла в голову мысль настолько же смелая, насколько гениальной он её посчитал в тот момент. Андрей остановился и сказал: «Он велел передать: «Ты никогда не сможешь выйти. Другие – узнают как. Ты – нет. Твоими трудами никто и никогда не сможет воспользоваться. Они найдут и убьют тебя». Он вышел. Смирись».
«Вот же чёрт, надо было наизусть выучить. Если бы знал», - подумал Андрей, и тут увидел, что Галицкий сел в сугроб. Лицо его словно слилось с цветом снега.
- Ты, ты… ты же не… - Он вскочил, уронил перчатку, и помчался, спотыкаясь, через снежные заносы. Андрей стоял в недоумении. Галицкий скатился с другой стороны сугроба, срезав угол дорожки, вскочил, опираясь обеими руками на трость и тяжело припадая на левую ногу, помчался прочь.
- Ну что, сработало? – спросил  Миша, глядя вслед Галицкому. Он поднял оброненную перчатку и машинально стряхивал с неё снег.
- Сработало. Пойдём, догоним его. А если не сработало, извинимся хоть. Напугали до смерти человека.
Они быстро зашагали к Галицкому. Тот шёл неожиданно быстро для хромого, со всех ног уносясь во мглу. Снег повалил ещё сильнее, дунуло холодным ветром. Справа смутно проглядывал сквозь снежную завесу главный корпус. В нём почти не было света, только окна парадной лестницы горели ярким столбом. Ноги путались в вязких завалах. «Где дворник, когда он так нужен?», - думал Андрей. – «Хотя здесь нужен бульдозер, не меньше».
Они почти потеряли Галицкого, но тот вдруг появился из метели. Он устало брёл впереди, потом остановился, качнулся и рухнул на скамейку, почти полностью скрытую в сугробе. Андрей почти бегом кинулся к нему.
Галицкий сидел, сжимая в руках трость, и оглядывался по сторонам. На лице его замерло выражение беспомощности и радости одновременно. Он словно только что встретил Будду, кричащего «Аллаху акбар».  Андрей замедлил шаг и осторожно подошёл к нему. Галицкий уставился на Андрея, как будто не узнав, потом покивал.
- Ну что же, начинайте. Я думал, мне показалось.
- Э, что начинать? – Неуверенно спросил Андрей. Галицкий встрепенулся.
- Так как же, он захотел ещё что-то сказать? Говорите же, не медлите теперь, когда час пришёл.
- Час чего? – Сзади неслышно подошёл Миша. – Давай, может, скорую вызовем. Он трясётся весь, - тихо сказал он Андрею.
- Час доказать силу своих намерений. Прошу, не испытывайте меня. Скажите только, как собираетесь это проделать, чтобы всё прошло быстро. Я не буду создавать проблем.
- Так, о чём он? – Спросил Миша. – Он думает, что мы собираемся его… жизни лишить?
Андрей нахмурился. Галицкий был явно не в себе, его лихорадило, помочь здесь могли только врачи. Но чем дольше он говорил, тем больше Андрея охватывало чувство, будто во всём этом есть некая взаимосвязь, невидимая паутина, что касается лица в темноте. «Навались на дверь – она распахнётся, и ты полетишь в темноту». И Андрей навалился.
- Он велел передать всё, что ты знаешь, всё, что ты успел понять. Он сказал, что ты был близок, и перед тем, как всё кончится, нужно лишь выяснить, достоин ли ты знать.
- Андрей, - зашипел Миша, - ты хоть понимаешь, что он может потом наговорить в полиции… - Андрей жестом заставил его замолчать.
- О… - Галицкий согнулся пополам, потом распрямился и запрокинул голову. – Ты правда хотел, чтобы я рассказал им? О чём? В тот момент, когда я должен был возблагодарить тебя, принять свою участь, бросить существование, ты хочешь, чтобы в этот момент я начал учить их? Ты отнял у меня ногу, забрал горные вершины, и ты же продолжаешь мучать меня, растягивая последние моменты этой тюрьмы. Их никто не научит, они глупы, они не представляют себе существования вне сущего. Но ведь ты же это знаешь, так зачем? Они обманывают меня? Ведь так? Эти молокососы, я бы не пустил их даже жить на ступенях храма…
- Так, я звоню ноль-три, - заворчал Миша и попытался набрать две цифры. Но снег, мгновенно намочивший экран, не позволил ему. Миша принялся тереть телефон, что-то раздражённо бормоча себе под нос.
Галицкий судорожно вдохнул и продолжил
- Они  хотят исказить провидение, творить судьбу, так позволь я прекращу это. Нет, во мне нет ни тени сомнения перед твоим замыслом, лишь они, они, презренные, никчёмные и жалкие смеют вносить, пытаться вносить изменения в последовательность предначертания. Но разве могут они. – Галицкий опустил голову и уставился на Андрея. – Разве можете вы? Вы не можете, но пытаетесь, пытаетесь делать то, чего не можете. Разве вам не было говорено, не заходить туда, куда не можете попасть. Вы рвётесь, бесцельно и глупо за границы, которых вам никогда не миновать, хотите уподобиться и оправдываете зло отдалённым добром, но не сделаете добра, а худа натворите столько, что его ничем не оправдать и ничем не исправить. Делайте, что вам велено, да поскорее. Неужто не помните вы, каково ваше предназначение. Или стыдитесь, черви, что другие черви назовут вас убийцами?
- По такому снегопаду могут полчаса добираться, - снова появился Миша, - пошли, отведём его в корпус, на проходную. – Андрей посмотрел на него и покачала головой.
- Что?
- Я хочу знать. И я могу. Имею право.
- Ну нет! Не так! Чем бы мы ни занимались, до такого я доходить не буду. Мы идём в главный. Все трое.
- И куда же вы собрались? – Галицкий приподнялся, и опять заговорил, обращаясь куда-то поверх голов. – Но знал ли ты, насколько они малодушны? Настолько же, насколько и жадны. И если знал, зачем не послал других, достойных, кто однажды бы оказался на моём месте? Хотя бы мог оказаться. Черви… Нет никого, кто годился бы. Но ведь… О, глупец я, недостойный! Я должен был сразу понять, в чём дело. Они же вестники, так? Конечно же! Конечно. Я должен сделать всё сам. – Галицкий принялся шарить по карманам.
- Мне кажется, извинениями мы не отделаемся, - пробормотал Миша. – Надо как-то его успокоить. Кто мы такие по легенде?
- По легенде?
- Ну что ты понапридумывал, что он так перепугался? «Он велел передать…» Вот это вот всё.
- Да я сам не уверен.
- Чудесно. Придётся мне за тебя всё решать. Как там его по имени?
- Э, Ярослав, кажется.
- Ладно. – Миша шагнул к Галицкому. – Ярослав, твоё предназначение не в этом. Это не конец и ты ещё не готов. Ты, э-э-э… тебе нужно спасти тело, чтобы очистить разум, сегодня… сегодня мы только пришли, чтобы испытать тебя…
- Именно! – Вскрикнул Галицкий. –  Может быть однажды в тебе и проснётся искра разума. И я готов пройти испытание. – Он выхватил из кармана какой-то предмет, тускло блеснувший в отдалённом свете фонаря. – Вот так вот, дети, не будьте тщеславны, не будьте горды. Однажды провидение даст вам шанс окончить существование раньше, чем сущее придёт в полную негодность.
В наступившей тишине отчётливо раздался тихий щелчок. Не изменилось ничего, только теперь предмет в руках Галицкого стал вдвое длиннее, и вторая его половина, изящным изгибом выходя из рукоятки, заканчивалась угрожающе вздёрнутым острием.
Галицкий трясущейся рукой поднял нож и провёл им по воздуху. Андрей не мог оторвать взгляд от лезвия, он чувствовал себя жабой перед броском гадюки. Пошевелись – и она молниеносно бросится вперёд. Потом вздохнул: «Какие могут быть церемонии в навозной куче? Нет слов…»
- Как тогда ночью, по моему сигналу, - тихо проговорил Миша. Андрей сразу понял.
Галицкий занёс нож над собой. В следующую секунду Миша крутил ему правую руку, Андрей повис на левой. Трость отлетела на землю и мгновенно потонула в снегу. Галицкий вскрикнул и рухнул на скамейку. Нож выпал и отправился вслед за тростью. Миша что-то прорычал и ослабил хватку. Галицкий моментально вырвался. Миша скрутил его сильнее, ненароком приложив о спинку лавочки. Галицкий всхлипнул и затрясся. Руки его превратились в верёвки, безвольно скользнув вниз.
Андрей осторожно поднялся. Галицкий глядел на него снизу, беззвучно что-то шепча. Аллея вокруг затихла, не было видно ни души. Прямоугольные каменные парапеты вдоль дорожек закрылись гладкими поверхностями. «…второго порядка», - подумал Андрей. На девственном снежном полотне выделялся тёмным лунным озером разрыв, где они втроём только что топтались. Снег не переставал. «Он и не может перестать. Он же прямо из воздуха берётся. Где-то высоко…».
Андрей помотал головой.
- Вот сейчас ты не думаешь, как мы будем это потом объяснять? – Спросил он у Миши.
- А здесь уже почти нечего. И, кстати говоря, кому ты всё время хочешь что-то объяснять?
- Ну а ты кому?
- Я – полиции в основном. Да и только когда такие вещи творятся. Особенно когда они творятся. А вот перед кем ты хочешь оправдать всё всегда?
- Ну, перед всеми.
- Всеми? Если бы нужно было объясняться и оправдываться перед всеми, на всех не хватило бы адвокатов и апологетов.
- Здесь точно без объяснений не обойдётся.
- Немного понадобится. Тем более, что он не нас хотел убить, а… - Миша замолчал на полуслове, глядя Андрею за спину.
- Я только сейчас и понял, - сказал Андрей и обернулся.
Д жути знакомый, с хрипотцой, голос:
- Правильно понял. Только едва не поздно. Мог бы понять сразу. – Альфред, тяжело ступая по снегу, подошёл к Галицкому. – Хотел себя покромсать, бродяга? Одного раза не хватило?
- Он подумал, мы хотим его… ну… убить, - сказал Андрей, - что мы должны, как будто бы.
- Это уже ни в какие ворота! – Закричал Миша. – Что ты-то тут делаешь?
Альфред словно не слышал его. Он снял с себя куртку и бережно накинул на плечи Галицкому.
- Говорил же я тебе, прекращай. Больше барахтаешься – глубже затянет. Что же ты, а? – Он повернулся к  Андрею. Видели вы, что он делал тут?
- Видели… - начал было Андрей, но Миша прервал его.
- Ни слова. Ни единого, пока ты не объяснишь, какого дьявола ты тут оказался!
- Во-первых, голос на меня повышать ещё не дорос. За тобой ещё должок за перец и палку. Смотри у меня.
Миша опешил.
- Да как ты… опять за ним? – Он кивнул головой на Андрея.
- Плевать я на него хотел, если ты об этом. У него своя голова на плечах есть. Не мне за ним присматривать. Вон он теперь и на Галицкого насмотрелся. Когда я тебе, Каменский, говорил бросать это дело, чтобы до такого не доходить, я не имел в виду, шляться за Галицким и смотреть, как не надо. Признавайтесь-ка теперь, как вы-то тут оказались.
- Тебе какое? – Обиженно отозвался Миша. – Мимо проходили. Твоя очередь.
- Моё дело известное, мне с четырёх часов завтра вот это вот, - он притопнул ногой по снегу, - раскидывать куда подальше.
- Я поговорить хотел… - растерянно сказал Андрей.
- Нехорошо разговор пошёл? Что ты ему сказал?
- Ну всё, - потерял терпение Миша, - оставайся-ка ты сам со своим Галицким и скорую встречай, а мы пошли.
- И насчёт скорой, если вызвали, это хорошо. Иди, встречай, а мы с твоим другом пока побеседуем.
- Ну ты…
- Нормально всё, Миш, иди, я узнаю, что он хотел. – Андрей положил Мише руку на плечо. Тот отдёрнулся и просверлив Андрея полным ненависти взглядом, быстро пошёл по аллее. Вдруг обернулся и процедил сквозь зубы: «Только потому, что я не хочу, чтобы он, что называется, кони двинул при мне».
Когда Миша отошёл на приличное расстояние, Альфред откашлялся и спросил:
- Ну так что с ним произошло?
- Началось всё… Хотя стойте. Сначала обещайте мне на вопросы ответить.
- Не обещаю.
- Тогда нет.
- На некоторые. Но говори уже на «ты». Друг твой мельче твоего, а тыкает мне, как просто.
- Так на какие вопросы?
- В разумных пределах.
- Точно скажи. Где пределы?
Альфред довольно усмехнулся.
- Вот хороший вопрос. Не всё, но обещаю, узнаешь столько, сколько сможешь понять.
Андрей чувствовал себя, будто заключает соглашение с дьяволом. Только он представлял себе, что проходить такое соглашение должно где-то ещё, но не на заснеженной аллее возле главного корпуса.
- А, к чёрту вас и ваши тайны. Идёт. Сначала только, ты что теперь, дворник, правда?
- Да. Зимой работа найдётся всегда. Не отклоняйся от темы. Давай по порядку. Как вы тут, рядом с ним оказались.
Андрей вкратце рассказал, как шёл за Галицким и как тот испуганно помчался прочь, как дальше они усмиряли его. Галицкий при этом заворочался и заныл: «Верните мне судьбу. Черви!»
- Он думал, мы пришли его убить. Говорил, это наше и его предназначение. Потом решил, что мы не можем, и захотел сам себя...
- Да, - задумчиво сказал Альфред, - это уже было. Пройденный этап. Не знаю, зачем тебе приспичило с ним пообщаться, главное, с чего он сорвался.
- Ну, я подумал, что если он знает что-то о том, что мне нужно, то если я мимо проходя, как бы невзначай, как бы не ему, скажу и посмотрю на реакцию, по лицу пойму…
- Что ты по лицу-то поймёшь? По роже его безжизненной?
- Мне бы хватило. Наверное.
- Ну конечно же, да. И что ты ему сказал?
- Сказал…
- Что, Андрей, что ты сказал ему?
- Что он, в смысле Болгаренко, велел передать, что вышел. Не знаю, в каком смысле, что ему грозит… опасность.
Альфред глубоко задумался, схватившись за подбородок. Нахмурился, мотнул головой.
- Что за чушь?! Где ты это выкопал? Кто тебе самому такое говорил? Ещё что-то Болгаренко оставил в комнате? Говори уже, я же знаю, что оставил.
- Ну, записка была. Непонятно кому. Я подумал, что если у него была причина Галицкого, как сказать, травмировать, то неприязнь должна быть какая-то. Может, Галицкий ему насолил. Кого ещё он мог конченым ублюдком в лицо называть. Никогда не выйдешь… Что это вообще значит?
Альфред не ответил. Он обхватил лицо руками, потом вскочил и со звериным рёвом пнул скамейку, взвыл и принялся мерять шагами аллею. Его крик вернулся коротким эхом, которое подхватила кряканьем сирена скорой помощи на улице Ленина. Альфред хватался за голову, раскидывал ногами снег, бормотал: «Дурак, дурак, как же так-то, как же…» Андрей испуганно смотрел на Альфреда, не решаясь ничего спросить. Но ему и не пришлось. Альфред подошёл к нему и сказал:
- Я меняю условия. Сейчас мы отправим его в больницу, и мы разойдёмся. Никаких вопросов.
- Так не пойдёт! Ты обещал. Неважно, что я ему сказал!
- Я обещал, да. Важно, что я узнал. И всё гораздо хуже. Сколько бумаг тебе оставил Болгаренко? Сколько всего?
- Там коробочка… Нет, моя очередь спрашивать!
- Коробочка? Коробочка?!
- А что…
- Сколько ещё людей знают?
- О чём?
- О коробочке, Каменский, твою за ногу! Не спи!
- Человек… Так, человека четыре.
- Четыре! – Выдохнул Альфред. – Спрячь её куда подальше, нет, лучше сожги к чёртовой матери и забудь!
- И не подумаю. Пока не скажешь, почему.
- Каменский, ты хочешь красный диплом или в болоте оттаять по весне?
- Не угрожай.
- Это не я тебе угрожаю. Меня тебе нечего бояться. Я выходить не собираюсь. А вот твоя умная башка может кому-то и понадобиться.
У главного корпуса завыло и закрякало, замелькали между деревьев синие проблесковые огни. Карета скорой помощи, круто развернувшись задом, зашла в аллею. Следом за ней появился Миша, сдержанный и напряжённый.
«Сюда, пожалте!» Андрей повернулся и увидел, что Альфред ссутулился и принялся обходительно приглашать врачей к Галицкому. «Я вот иду, знаете, за скребком, знаете, иду, а тут смотрю, ребята сидят. Гляжу, один трясётся. Чего, мол, спрашиваю, случилось. Они мне, вот, мол, так и так, помирает. Я им говорю, мол, зовите скорую, нечего тут».
Андрей хотел отойти в сторону и не мешать, но врачи принялись выяснять личность. Пока Галицкого укладывали в машину, пока искали его документы, Альфред продолжал играть подобострастного дворника. «Куртку-то мою оставьте», - закричал он, когда двери машины закрылись. Их снова открыли отдали куртку. «Вот спасибо. Помёрз бы на смене», - казалось, он готов был рассыпаться в поклонах.
«Когда эти прекрасные господа уже приступят к делу», - застонал Галицкий, - «они же не станут ломать мою судьбу. Я же готов её принять!». Альфред махнул рукой: «Принимают чёрте что, чёрте что, весь откинуться можно. Мы такими не были, нет, тут уж точно!» Машина скорой коротко взвыла сиреной, пробуксовала в снегу и плавно покатилась прочь. Только ещё раз блеснули между деревьями синие и красные огни. Снег кончился. В чистом воздухе светились вокруг фонарей яркие гало. Альфред вертел в руках нож Галицкого.
- Что делать будем? – Спросил Андрей, обращаясь почему-то к Альфреду.
- Ты меня спрашиваешь? – Мрачно ответил тот. – Если Болгаренко оказался тем, о ком я думаю, вам лучше пойти домой. Не суйтесь черти, куда не просят. Я не шучу.
- Мои ответы. Сначала ответы, а потом я посмотрю уже, перестать мне соваться ли нет. Ты здесь не распоряжаешься.
- Верно. Не распоряжаюсь, но знаю довольно, чтобы не рассказывать кому попало.
- Мы – не кто попало, - вмешался Миша. – Если мы не получим вменяемых ответов, то можно со спокойной совестью сдавать тебя в дурдом. Следом за ним. – Он кивнул головой в сторону, куда уехала скорая.
Альфред тяжело вздохнул, сдвинул на затылок шапку, потёр лоб.
- Руки коротки меня за решётку упрятать, Эйсман. Пошли. Покажу, но с одним условием…
- Никуда мы не пойдём, - отрезал Миша. – Говори здесь.
- Не огрызайся. Скажу я тебе, ты мне не поверишь, в дурку звонить начнёшь. Ничего не вынесешь, только проблем создашь. Это не шутки, давай-ка посерьёзнее. У меня времени нет.
- Пойдём, Миш, - Андрей тронул Мишу за рукав и добавил тише, - нас двое, он один. В конце концов.
- Только чтобы этот… Этот упырь тебя не расчленил.
- Я всё слышу, молодой человек. Скажи спасибо, что мне не до того сейчас.
Он сложил нож, кинул в карман и зашагал по аллее.

Они прошли в дальний конец аллеи, спустились по ступенькам и перешли проезд, ведущий мимо Башни. Здесь свернули направо, прошли мимо непомерно больших решёток вентиляции, закрывающих пещеру, откуда дышал горячим дыханием дракон. Там, на нижних этажах, стояли длинные ряды стеллажей вычислительного кластера. Судя по потоку воздуха, сейчас они раскаляли воздух на полную мощность. Кто-то считал. Возможно в самой Башне, может быть, на другом конце страны. Дракону было безразлично. Он дремал и видел алогритмические сны.
Дойдя до конца стены, все трое свернули влево и нырнули в узкую калитку. За ней неожиданно оказалась лестница вниз, и Андрей едва не скатился по скользким заснеженным ступеням. Внизу, рядом с уходящей вверх глухой стеной цоколя, приютилась низкая пристройка: кирпичный сарай, почти похороненный под гигантским сугробом на крыше. Альфред остановился, оглядел сугроб и цокнул языком. «Придётся попотеть».
Завозился ключ в висячем замке, жалобно заскрежетала дверь. Альфред скрылся в тёмном провале двери. «Навались посильнее, и полетишь в мрак», - подумал почему-то Андрей.
«Где же ты, зараза, твою за ногу!», - раздалось изнутри. Звонко щёлкнул выключатель и помещение внутри озарилось светом. «Заходите скорей», - крикнул Альфред. Андрей несмело шагнул в проём. За ним оказалась приличная дворницкая: лопаты, скребки и мётлы; в дальнем конце крепко сбитый стол, чайник, микроволновка, топчаны из старых дверей и железных бочек. Альфред вытащил откуда-то дряхлый ноутбук, железную коробку с торчащими отовсюду проводами, и принялся собирать всё это в неряшливую установку.
- Это что, детектор лжи? – Презрительно спросил Миша.
- Нет, энцефалограф, - совершенно серьёзно ответил Альфред.
- Что-то не похоже.
- Вестимо. Нам нужны ритмы, обычно в голове которых нет.
- И что?
Альфред перестал отвечать. Он нахмурился, покачал головой, потом удовлетворённо хмыкнул. «Готово. Садись, Каменский», - он кивнул на топчан и принялся доставать из большой сумки ампулы и одноразовые шприцы.
- Так, это что это мы собираемся… - начал Миша.
- Ты – ничего. Каменский тебе потом расскажет, если поймёт хоть хоть что.
- Это наркотики что ли? Так и думал. Андрей, назад отходим! Без резких движений.
- Погоди, Миш. Что это? По порядку. – Сказал он Альфреду. – Что это за ампулы?
- ХС-семнадцать-М. Название тебе, конечно ничего не скажет, но вдруг. Его разработали в семидесятые, в семьдесят пятом, если быть точным. Ты у невролога проверялся осенью?
- Ну да, а что? Оно может…
- Вызывать побочки. Порой… неприятные. Вкратце, производит стимуляцию клеток лобной доли, блокируя латеральную борозду и сенсорное восприятие.
- Я тебе говорю, он наркоман. Все они. Давно слетели с катушек и теперь пытаются придать этому смысл.
- Миш, спокойно. Продолжай, - кивнул он Альфреду. – Мне придётся это… принять?
- Да. Говорю как есть, через минуту-другую мозг у тебя придёт в негодность, если не вкатить тебе ударную дозу вот этого, - он поднял со стола другую ампулу. – Действует оно медленно, семнадцатый – быстро. Поэтому делаем обе инъекции сразу, одну за другой. Если повезёт, будет короткий пик, если нет – ничего не увидишь. В крайнем случае, есть быстродействующие транквилизаторы. Сами по себе они слабо спасают, но оттормозиться на случай нехватки основного – хватит.
- А энцефалограф зачем?
- Как зачем? Следить, чтобы ты откинулся. Ты мне здесь холодным не нужен. Неясно ещё, что с Галицким.
- Я на такое соглашаться не буду, - резко сказал Миша.
- Тебя никто и не просит. Ты, Каменский, можешь отказаться, но тогда ты выйдешь отсюда, и больше никогда не будешь задавать никаких вопросов. Я себя ответственность снимаю.
- Мне никогда она была и не нужна… - пожал плечами Андрей.
- Мне нужна.
- Так зачем? Из-за Галицкого? Он же сам всё.
- За то, что я слепой был. И дурак. Если бы я раньше понял, кто такой Болгаренко, Галицкий бегал бы сейчас как конь. И в своём уме в придачу.
- Так кто он такой.
- Когда увидишь сам – тогда только поймёшь. Сейчас всё – пустые слова. Так что, согласен? Времени у нас не так много.
Андрей задумался. Стоило ему осознать, что он находится в богом забытой дворницкой и собирается получить инъекцию неизвестного вещества с неясными свойствами, которые ему предлагает сумасшедший сезонный дворник, как ему сразу хотелось развернуться и выйти. Пятнадцать минут – и он был бы дома, в своей комнате, где только кристально ясный математический анализ, в котором нет недосказанности, нет сомнений и страха. Или классическая механика, столь же прямолинейная, сколь и законы, её описывающие. И нормальные люди, которые не гоняются за больными людьми в метель. «Жили бы как все: занимались ерундой, пили пиво, влюблялись, разочаровывались, снова…»
И всё же, стоя здесь он понимал, что как нельзя ближе к разгадке. Выяснить, наконец, что же происходит. Болгаренко, Галицкий, Альфред. Кто они – наркоманы или просветлённые. Сумасшедшие или пророки? Как это связано с 1977 годом? Он не мог до конца объять, соединить все факты, но чувствовал, что всё не может быть слишком просто. Тайна притягивала, дурманила и сбивала с пути, она неясно мелькала отражениями в верхних окнах. Она была обольстительна сама в себе. И невыносима.
- Хорошо. Идёт. Начнём.
- Ничего мы не начнём, - раздельно произнёс Миша.
- Миша!
- Эйсман, если ты мне не доверяешь ни на малую толику, то можешь схватить вон тот лом и держать его у меня над головой, чтобы если что вырубить меня. – Альфред начал терять терпение.
- Так и сделаю, - мрачно ответил Миша.
- Только тогда я могу не успеть растормозить твоего друга и он станет овощем.
- Да, какие всё-таки шансы? – Спросил Андрей.
- Хорошие. Никакого фанатизма. Небольшой пик, не заходя в критическую зону. Без полномасштабных испытаний я бы не взялся никому даже половину половины от нормы семнадцатого колоть.
- Фуф, ну ладно.
- Скидывай куртку, закатывай рукав.
- Внутривенно?
- Ну конечно.
Андрей сел на топчан и прислонился спиной к холодной стене. Снова возникло желание вскочить и уйти. «На что я подписался? Вдруг я умру здесь. Прямо тут, в занюханной дворницкой, под тусклой лампочкой».
Альфред подключил ему к голове электроды, намотал на руку жгут, поглядел на экран ноутбука, переставил электроды, хмыкнул и принялся натирать спиртом руки. Он набрал один шприц и дал его Андрею в правую руку. «Держи ровно». Потом набрал второй и начал обрабатывать Андрею руку. «Готов?», - спросил он. Андрей кивнул. Укол. В шприце показалась кровь. Жгут развязался.
- Помни, охватывай всё целиком, иначе потеряешься в деталях.
- Альфред, -  спросил Андрей, - а как твоя настоящая фамилия?
- Лангдаумен. А настоящую я и не хочу помнить. Давай второй…

Ничего не произошло. Миша напряжённо всматривался в происходящее, готовый в любой момент броситься вперёд. Ничего? Андрей посмотрел на Альфреда. Тот смотрел на экран и не двигался. Андрей увидел, как скатывается у него по лбу капля пота, как она дробится на молекулы, как в каждой молекуле бьются стробоскопическими вспышками переизлучения атомы, застрявшие в электростатической тюрьме. Внутри них не было света, но он увидел бледные призраки, скрывающиеся в глубине.
Он вырвался наружу, сквозь потолок и оказался в центре огромного, тёмного мира. Темнота светилась и пылала. Вокруг, куда ни взгляни, тянулись границы. Они расходились изгибами и спиралями, каждая – всё более сложная, бесконечно более разветвлённая. Последовательные лабиринты расходились вдаль. Куда ни кинь взгляд. И Андрей кинул его повсюду. Он увидел всё, всё одновременно, во всей необъятной и вечно растущей сложности и, тем не менее, с каждой секундой видел всё больше. Между границами скользили замысловатые фигуры. Они двигались и были повсюду сразу, в каждом закутке изломанных линий пространства.
Они подошли к нему и он увидел. Он объял его. Всё больше объектов, всё больше и больше деталей. Казалось, голова не может вместить этого, но оно вмещалось. Больше, больше, больше! Как же больно!
Андрей застонал и увидел свет. Тончайшая светящаяся спираль. Яркая и такая безупречная на первый взгляд. Но её щербатую поверхность покрывали кратеры и выемки до самых мелких масштабов. Андрей помотал головой. Левая рука побаливала. Андрей поглядел на неё и увидел, что она заботливо перевязана. Он закрыл глаза и хотел что-то сказать, но язык присох к нёбу. Над ним разговаривали два голоса.
- И что с ним?
- Хорошо с ним всё.
- Если нет, то…
- Всё в порядке. Сейчас встанет на ноги.
Андрея похлопали по щеке, всунули в руку бутылку. Он бездумно выпил. Вода нехотя растекалась по пересохшему рту. Андрей снова открыл глаза. На поверхности стола горными цепями и каньонами зияли порезы и трещины. «Нет, не думать. Главное, не думать». Андрей вздохнул и вспомнил, что может ходить. Тяжело поднялся с топчана, встал на пол. Суставы медленно ворочались, тёрлись друг об друга.
- Андрей, ты слишишь?
- Слышу? Да-а…
- Нормально себя чувствуешь?
- Непривычно как-то. – И добавил шёпотом. – Шершаво.
- Так и должно быть. Иди домой, чаю попей и ложись спать. Сегодня могут кошмары сниться, но завтра всё будет в норме. – Альфред собирал приборы.
- Эй, а ответы! – Закричал Миша.
- Ему нужно обдумать это. А мне нужно добраться до Галицкого раньше, чем до него ещё кто-то доберётся. Через три дня сюда же в это же время приходите. Всё расскажу, как есть. Если меня не будет, оставлю записку или на почту скину.
- Что?! С каких таких через три дня?
- Смена моя. Дворницкую займём. Не на улице же нам истину раскрывать. Ну, идите.
- Пошли, Миш. Пошли домой, - Андрей начал пробираться к выходу. – Значит через три дня? – Спросил он Альфреда.
- Всё правильно. На четвёртый.
- А что я должен понять?
- То, что можешь. Об остальном я попытаюсь рассказать. И не распространяйтесь об этом, разумеется. Мало ли идиотов вокруг. Вдруг чего.
 Андрей молча кивнул.
Они вышли на улицу. Снежинки показались Андрею отвратительно рыхлыми, косматыми. Он закрыл глаза и шёл так, пока не упёрся в стену.  Андрей открыл глаза и увидел, что снег снова однороден и девственно чист, если не считать нескольких цепочек следов. Пока он взбирался по лестнице, несколько раз появлялось ощущение, что стена по правую руку – дикая горная скала, пузырящаяся и дрожащая.
Когда они отошли от Башни, Миша сказал:
- Это край. Всё. Дальше я не собираюсь. Тёме я рассказывать не буду, дело твоё, но я пас. Я ухожу.
- Ты же сам сказал, интереса достаточно.
- Не такой ценой!
- По-моему, ты просто бесишься, что я тебя не слушаю. И иду сам, как хочу. Мы же договаривались, что я буду решать.
- Херню ты решаешь!
- Вообще нет. Знаешь, там я видел…
- Меня не интересует, ни что ты видел, ни что ты принял. Я сказал. Я больше не в деле.
Некоторое время они шли молча. Потом у Андрея зазвонил телефон. Вызывал Артём.
- Вы где ходите? – Говорил он взволнованно.
- Долго рассказывать…
- Миша с тобой?
- Да, дать ему трубку?
- Не надо, погоди. Ты коробку куда-то выносил?
- Нет, а что?
- Нет её. Пропала.