Papers, Please!
З.В.
27 ноября 2016 г.

В нагретую пустую чашку льется вода из проруби Заполярья. Практически все девушки, с которыми я любил разговаривать по телефону перед сном подмечали, что у меня сбитое и очень тяжелое дыхание. Не представляю, с чем это могло быть связано, т.к. курил я всего около двух лет, а в остальном проблем с дыхательным аппаратом не имел вовсе. Той самой чашкой была моя трахея, а ледяной водой оказался январский воздух. Помимо свойственного нашей географии сухому холоду, в воздухе всё гудело злобой и неконтролируемым потоком энергии. Примерно, как если поместить в одиночную камеру змею и мышь, но заковать эту змею так, что она сможет воздействовать на мышь лишь взглядом, несмотря на то, что внутри у нее всё просто разрывается. Единственное, что я хорошо помнил — у меня в пачке осталось две сигареты "Bond".



Нашу толпу из 100-150 человек отличало от остальных только полное отсутствие женщин (хотя, по-моему, они там все-таки были). И никаких съемок на телефон. Ни у кого попросту и в мыслях не возникало запечатлеть этот процесс на свои пятидюймовые аппараты (хотя, по-моему, у некоторых эта мысль была idee fixe). В 99% случаев съемка идёт с целью последующей публикации и представлению на всеобщее обозрение. Тем более, что событие, которое происходило сейчас, было достаточно резонансным, чтобы быть уверенным в том, что молодые выпускницы журфака уже разрядили батареи своих камер наполовину в ожидании очередного замеса. С правоохранительными органами было не совсем всё так гладко. Серые Škoda Octavia с представителями Службы Безопасности внутри и снаружи давали всем понять: сегодня их жены могут ехать с подружками в ресторан, а сыновья и дочери звать друзей возлюбленных на ночь. Судя по лицам этих самых сотрудников нельзя было сказать, что они разочарованы их нынешним положением (хотя, по-моему, доля апатии отчетливо выступала на их физиономиях). В их глазах легко было заметить смесь страха, растерянности и мимолетным желанием плюнуть на это дело и никого не трогать (хотя, по-моему, не у всех).

Раздался крик, автором которого был какой-то низкого роста человек с напрочь сорванным голосом:

— Едут мусора! Два автобуса с космонавтами уже на подходе!

Начался гомон, свист и всеобщее недоумение. Примерно, как 1-го сентября оставить в актовом зале первокурсников, пожелав им удачи в поисках нужного кабинета.

— Куда, сука?! Куда ты уходишь, сука?!, - крикнул другой, более плотный мужик какому-то худосочному первокурснику (хотя, по-моему, он был ещё школьник) с медицинской маской на остром и смуглом лице. Меня задели плечом сзади несколько раз, оттоптали все ноги и я оторвался от двух друзей, с которыми я сюда пришел. Насчет одежды я не беспокоился, я ведь знал, куда шел. А вот впервые остаться одному в такой ситуации было не самой яркой перспективой на ближайшие минуты.

Наш марш поднялся по высокой, ступеней 70 (хотя, по-моему, больше 100), мраморной лестнице прямо к воротам горсовета. Я не знаю по какой причине это происходило, но мой мозг отчетливо рисовал в воображении картины, в которых мне дробят все зубы об ребра этих ступеней, попутно прыгая черными военными ботинками на моей голове. В верхней части правого бедра я почувствовал вибрацию. Звонил друг, с которым мы договаривались встретиться полчаса назад в этой же толпе. Спустя полгода выяснилось, что он тоже там был. Несмотря на то, что толпа молодых и по-боевому настроенных ребят есть явлением не особо привлекательным для рядовых жителей города, в нашу массовку постепенно начали вливаться женщины бальзаковского возраста с флагами и патриотическими повязками, журналисты и простые мужики (хотя, по-моему, не все из них были простыми), которых ultras называют "кузьмичами". Итого боевой отряд превратился в солянку из боксеров и пенсионеров, а обилие видеосъемки заставляло сконцентрировать все свое внимание на сокрытии своего лица от злых сил и СМИ.

Единственное, что я отчетливо успел услышать и сообразить — громкий и глухой топот. Примерно, как на заснеженную землю уронить тысячи дубовых поленьев.

Обернувшись на железные ворота горсовета, к которым мы поднялись, я увидел серебристые щиты с рядом дырочек в районе глаз. Раздался звук сильного удара тяжелой резиновой дубинки по железному щиту.

Все ринулись бежать. В такие моменты, когда кровь бьет в виски, а адреналин резко начинает зашкаливать, не придаешь внимания вопросам психологии толпы и ошибкам поведения массового сборища людей. Просто делаешь то, что делают все: бьешь кого-то; бежишь от кого-то. Мой путь до лестницы был похож на побег кильки из банки, примерно как вся толпа в забитом трамвае пытается преодолеть скоростной марафон. Воздух в легких перестал быть ледяным (хотя, по-моему, я просто перестал это замечать).

Сравнив аллюзии моего сознания по поводу несовместимости моей черепной коробки и мраморных ступенек, я резко двинулся в правую сторону от лестницы, лишь позже осознав, что по такому ландшафту можно разве что кататься на сноуборде. Я сделал примерно то же самое, но без оного. У начала спуска меня сбили с ног резким толчком сзади, кто-то упал на меня (хотя, по-моему, мне просто удобнее думать так, нежели будто я потерял равновесие от страха). По этому склону я катился около 7 секунд. Перепутье, на котором я оказался, было забито спецназовцами на лестнице сзади, а слева на ныне приземлившихся с лестницы бежали наемные гопники, у нас их прозвали "титушки". Раздался звук выстрела травматического пистолета. Если до этого у меня ещё была капля сомнения по поводу того, оставаться и драться, или бежать вспять, то теперь подсознание (хотя, по-моему, сознание) приняло решение незамедлительно.

Беда была в том, что я даже сейчас не помню всего маршрута, по которому я бежал. Единственной мыслью было: спрятаться, найти укрытие. Ассортиментом подъездов центр нашего города, увы, не отличался. Я резко забежал в какой-то подъезд девятиэтажки и в два прыжка поднялся до 1-го этажа. Пока глаза не привыкли к темноте, я на ощупь шел к дверям лифта, но спустя несколько секунд я увидел перед собой пожилого мужчину, типичного профессора каких-нибудь филологических наук, с соответствующей одеждой и кожаным дипломатом времен СССР.

Из моего вот-вот остывшего от сухого ледяного потока горла вырвалось:

— Прошу прощения, помогите, где у вас можно спрятаться?

Он изумленно посмотрел на меня, будто бы я предложил ему набор китайских чехлов для iPhone или пытаюсь всучить ему лотерейный билет.

— Мужик, я только что с горсовета! Мусора сходу загребут, если заметят!

В моих глазах была смесь надежды на лучшее и благодарности языческим богам за предоставленный мне шанс на спасение от злых сил.

Он ответил дрожащим голосом:

— Вас надо мочить всех.

Внутри у меня пробежал холодок, не столько от страха, сколько от неожиданности этих слов от, казалось бы, интеллигентного человека, бюджетника, так сказать (хотя, по-моему все же от страха).

— Ты что говоришь, дядя?

— Lo siento muchísimo, - сказал он с акцентом, но таким тоном, будто я приставил нож ему прямо к горлу.

Дверь подъезда безжалостно и покорно открылась. Боги подвели меня в этот раз. По стенам подъезда загудел всё тот же топот военных ботинок.

Через 30 минут нелегал с Испании, и по счастливому случаю обладатель каких-то просроченных документов затмит своим вопиющим преступлением мою скромную персону, а спустя три часа я буду обновлять ленту Facebook в своей комнате, попутно обзванивая всех пацанов.



27.01.2014 (хотя, по-моему, раньше)