Я никогда и никого так сильно не любила, как моего милого и прекрасного романтика в черном плаще. Когда его нежные, почти женственные, пальцы касаются моей кожи, моих красных, лившихся кровью сосков и губ, я выпускаю тяжелые сладострастные стоны в кожаные хрящи его граненных ушей головы. Когда его отвердевшее достоинтво заполняет собой пространство моей щели, громогласные крики вырываются из пересохшего горло в темную заполненость потолка его невзрачной коморки. Заполняющая мое жадное до любой влаги тело жидкость его стержня ласкает мою матку своим теплым и невообразимо изнуряющим раствором. Я люблю этого человека. Люблю его так сильно, что готова превратиться в перерожденную кошку, черную как уголь, и голодную, как нищенствующая шлюха. Кто я без него? Пространство между молодых ног, маленькие бугорку набухающих молочных желез, обуреваемое инстинктами сознание неокрепшего социального маразма, бессмысленная борьба с пустотой кислотного желудка, прокисший и пахнущий гноем красный рот неумытого птенца, вожделеющего разжеванного червя. Он - мое неприкосновенное созидание на поверхности желтых взрывов уполномоченных отделов спинного мозга.
- Послушай... Я должен сегодня проникнуть в небольшое место в одном весьма нелицеприятном районе. Ты пойдешь со мной?
- Зачем я нужна тебе там?
- Без тебя мне будет скучно.
- Хорошо. Во сколько подойти?
- Я сам зайду за тобой. Примерно в три.
- Ладно, буду ждать.
И он ушел, закрыв за собой дверь мягким движением, похожим на каплю утренней росы в кирпичном загоне доечных коров где-нибудь под Москвой. И я уснула, смакую его белесое выделение между своих ног. Оно легко и со сладострастным послевкусием перемещалось посреди замкнутого пространства тугой вульвы, обращенных к черной стене ног. Поворачиваясь на правый бок, я ощущала легкий, похожий на удар отбойным молотком по старушечьей шляпе, всхлип и затем преисполневшееся отчаеньем причмокивание неизвестного животного. Грудной ребенок испускает подобные звуки, отпуская сосок своей матери. Человечье молоко стекает по его несформировавшемуся подбородку и неторопясь опускается промеж маленьких сосочков. Нечто похожее произошло с выделением моего прекрасного друга. Отступив, овлажнев, окунувшись в мою смазку, оно неравномерными каплями стекло в пространство между ягодицами и свежим, мятным, как жвачка орбит, прикосновением задела задний проход.
Он пришел ровно в три. Как и договаривались. Представив те места, в которые ведет меня мой сладострастный друг, я решила одеться в стиле "громоздкий свернормы гипербализированный максимализм" Волосы, цвета линкора, лежащего на морском дне. Кеды с подошвами из серых мышей, поверженных проклятием старых почти архетипичных ведьм. Майка цвета божьего явления неподобающим буржуазным мразям. Штаны из кости моего заженного дома, что низвергся мимолетным падением в пропасть асфальтовых щелей в городе, смотрящем на восток.
Я вышла и увидела моего яркого змея. Его зеленая майка, светившаяся в полуночной тьме городских подъездов, его голубые ботинки, напоминающие мясо, его карие глаза, в которых чайно-сахарно тает моей необрушимое сознание.
- Пошли.
- Долго идти?
- Нет.
И мы вышли из пропахшего гнилью и табаком подъезда в пахнущий плесенью и песком двор. Он не смотрел по сторонам. Он шел по ровной песчаной насыпи. Я же видела людей, они смотрели на меня. Дивились моей одежде, шептались. Я решила не обращать на них внимания. Двигаясь в темпе, убитой африканскими нищими детьми из игрушечных пистолетов с водой, вставленных поочередно в уши и носоглотку, зебры, мы, через час достигли того самого здания о котором он говорил. Оно выглядело весело. На нем была огромная, на весь дом, надпись "Тут есть то, зачем многие сюда приходят".
- Зачем сюда многие приходят?
- За тем, чтобы сталось и нашлось та самая вещь, о которой непринято говорить и обсуждать ее в наблюдающих за нашими словами стенах.
- А тут стены за нами наблюдать не могут? Или как?
- Они могут, но в отличие от других мест, тут мы хотим того, чтобы они нас слышали. Именно поэтому секреты так легко рассказываются в подземных бункерах или в надземных мрачных зданиях, как это. Пошли.
Он достал из-за пазухи три предмета. Первый - бита, второй - пистолет, третий - бутылку водки. Я хотела спросить зачем все это тебе? Но вскоре поняла, что сама все узнаю. Он дал мне бутылку водки, предварительно открыв и понюхав содержимое, и сказал: "Пей". Я выпила половину содержимого и он стал обливать себя спиртом. Его одежда стала мокнуть, прилипая к его телу. В глазах начало мутнеть. Я ощутила резкое опьянение.
- Пошли.
Он взял в руку биту и разбил окно, войдя внутрь, он взял в руку пистолет и начал стрелять в темноту. Из темноты раздавались стоны и полные боли крики. Потому он дал мне в руку биту и сказал, чтобы я открывала все двери и избивала людей, которые за ними существуют. Первую дверь я нагло вышибла ногой. Заметив робко движени во тьме, я нагло ткнула концом биты в то, что его породило. Оно испустило хриплый выдох. Вокруг меня начали быстрое движение мрачные тени и, почувствовав первобытный страх, я начала махать битой во всех возможных направлениях, бита стучала по твердым, как земля, рукам, по мягким, как трава, костям. В мое лицо брызгала соленая кровь, я стучала битой по неясмным теням, они жалобно визжали и кричал. Кто сватил мою руку и я рефлекторно нанесла хлесткий удар. Мое лицо поймала струю свежей крови. Кинув биту в угол, нащупав тело, завернутое в осыпающуюся простынь, я прильнула к его шее и, прокусив тонкую кожу, начала глотать его теплую, похожую на влагу моего романтика, кровь. Она ослепила меня и одарила мое сознание поток экстаза. Под звуки выстрелов, доносящиеся из соседней комнаты, я начала когтями прорывать плоть мертых существ, отправленных мною в бесконечное странствие по метафизическому состоянию мира, Кровь летала по комнате, пачкала мое тело, сворачивалась в полости моего рта. Я рвала и жадно сдирала кожу с поверженных существ, страстно впивалась в их утробные стоны и жрала сырое человеческое мясо своим голым ртом.
Он коснулся моего лица и содрал с меня одежду. Его стержень, нащупав сокровенных вход в тело, начал двигаться во мне, орошая внутренность кровь и кишками, я закричала и нащупала биту. Начала хлестать и бить его лицо, бита издавала глухое стучание, пока моя женственность хлюпаха влагою во тьме. Он нежно прошептал мне в ухо слова о то, как меня утопить достоин, о том, как я прелестно убивала порождения тьмы, о том, как громогласной метелью наши тела соприкасаются во мрачной черноте.
Я заметила за его спиной движение. Это открылась дверь в комнату с нашими телами, страстно двигающимися на окровавленном полу. Дыханием покинуло его и член его больше не входил в мое тело. Нож торчал у него из глаз, заливая мой рот и шею своей ярко-красной артериальной кровью. Они убили его. Они. Я не могу. Моя бита ударилась о стену и человек убежал в черноту коридора. Я, отбросив все сомнения, нагим телом побежала за ним. Тень на огромной скорости выпругнула в дверь. Мои ноги споткнулись о руку умервщленного тела и я упала, раскинулась на полу с торчащими из меня красными костями. Человек вернулся в дом и своими красными глазами начал изучать меня. Раздвоенный остроконечный язык показался из его рта. Лицо его расплылось в радостной улбыке.