Понедельник. Проснувшись, я читаю в интернете новости нашего города – пишут о сгоревшем вчера клубе и почти всех его посетителях, которых, в силу его внутреннего устройства, не смогли спасти. Не зря говорят, что этот день тяжёлый. Я не пошел в институт и сижу дома. Ведь по понедельникам институт приходит ко мне сам в виде моей старосты по имени Сандра. Несмотря на своё имя, она не испанка, а скорее обрусевшая башкирка. Сандра Лунёва. Зачем-то притащила с собой сангрию, хотя знает, что я в последнее время практически не пью. Но мы пьём сангрию и трахаемся, не обращая внимание на её месячные, а в перерывах Сандра читает мне вслух какую-то астрологическую фигню.
  Как бы я описал свою подругу? Капризная и взбалмошная, переменчивая в настроении, истеричная и непостоянная. Единственный плюс - иногда хорошо готовит. И по правде сказать, к субботе я уже с нетерпением жду понедельник, так как секса ни с кем кроме неё у меня практически нет. Несмотря на то, что Сандра раздражает меня как человек; как девушка - она мне все же иногда нужна. Хотя сейчас я чувствую себя довольно уставшим от её эзотерической болтовни. Сначала она несет чушь о том, что дети приходят в наш мир за своими родителями, а затем, что мы все учимся в какой-то школе, под названием жизнь. Я пытаюсь сделать вид, что сплю, но Сандра, основательно поднажрав сангрии, продолжает. На меня льётся не очень понятный поток сознания о людях, которые по своим паранормальным и таинственным устремлениям делятся на светлых и тёмных. И что, мол я, точно тёмный. Не смотря на то, что я не чувствую в себе ничего таинственного и паранормального, меня это немного задевает. Я находчиво отвечаю, что тёмный - значит, у человека ещё пелена с глаз не до конца упала. И тогда, следуя этой логике, люди делятся на светлых, тёмных и просто людей. А раз я тёмный, то Сандра, вообще, принадлежит к категории просто людей. Странно, но моей одногруппнице данное определение очень не нравится. Сандра вскакивает и начинает собираться – уж не думал, что её это так заденет. Хотя, конечно, рад, что она проваливает. Пытаюсь зачем-то её успокоить и перевести в шутку, говоря, что "просто людь" это скорее её двоюродный брат Марсель, а Сандра у нас голубых кровей. Данное высказывание её еще больше злит, она хватает свою сумочку из искусственной змеиной кожи и в слезах выбегает из квартиры, напоследок крича, что всё расскажет своему брату. Этот господин учится вместе с нами, поэтому завтра в институт я видимо опять не иду. Беру в руки астрологическую статью, заботливо оставленную Сандрой на моём письменном столе, и читаю вслух о том, что понедельник - это день, управляемый Луной, а значит, сегодня эмоциональный настрой сильно влияет на адекватность восприятия внешнего окружения. Мне становится все понятно – виновата не Сандра, а понедельник. И месячные, которые начались, видимо, в субботу, так как, судя по статье, этот день тоже сложный. Собираюсь спать, и напоследок приходит от неё СМС: "Ты забыл про мой день рождения". Видимо сегодня на неё понедельник действует вдвойне. Отвечаю: "С Днём Рождения! Мне от тебя нужен только секс. Прощай, Чандра!" и отключаю телефон. Понедельник.
  Вторник. Такое ощущение, что я ослеп. Видимо, это за то, что я обидел Сандру. Хоть и идёт она лесом вместе со своим институтом и зачётом по теоретической механике, который какой-то пидор из деканата имел неосторожность назначить на вторник. На улице ещё темно, а на моём лице покоится астрологический журнал, навевая слепоту и уныние. Хочу заставить себя встать с кровати, чтобы налить стакан воды, так как после сангрии немного сушит во рту. Я собираюсь еще немного полежать, но слышу звонок в дверь. Обычно я смотрю в глазок, прежде чем открыть входную дверь, но в этот раз игнорирую сие полезное правило и почти сразу чувствую, как чужая холодная ладонь охватывает моё горло. Марсель Мангалов - двоюродный брат Сандры, мой хороший приятель. С порога кидает мне претензии по поводу своей истеричной кузины и моего неосторожного определения его в "просто люди". В Марселе мне больше всего нравится его рыбья память и детская непосредственность, так как уже через две минуты он ест что-то неясное из моего холодильника, пританцовывая под форест-транс, который успевает за то же время включить на моём компьютере. Я чищу зубы и с трудом слушаю весь бред, что Марсель несет в моей келье с самого утра. Сначала сделай, потом спиздани, а уже после подумай - этим девизом, видимо, руководствуется мой друг. Нужно отдать ему должное, он всё же вытаскивает меня из дома, и мы попадаем в институт, где волшебным образом преподаватель ставит мне зачет автоматом. Иногда спонтанные действия приносят положительный результат. Пессимистично начавшийся день довольно оптимистично заканчивается - я не очень осознанно прошу прощение у Сандры, отправляя СМС. А она отвечает мне чёрным сердцем. Что бы это значило? Мы больше не будем видеться по понедельникам? Эта мысль заставляет меня нервничать, и теперь я долго не усну. Засыпаю, и почему-то мне снится тень от мангала. Вторник.
  Среда. Встаю без будильника и без настроения. В холодильнике всего два яйца, жарю их и быстро съедаю. Скоро ко мне должен заехать Гера Меркаев, и мне совсем не хочется делиться с ним последними яйцами. Герман учился с нами до третьего курса и, стоит отметить, вполне успешно. Успех преследовал его ровно до того момента, пока он не обчистил наш деканат. Вероятно, дело могли замять, если бы не его страсть ко всяким шуткам. Меркаев залез в компьютер заместителя декана, нашел там фотографии второго заместителя декана верхом на третьем заместителе. После его выходки у нас остался только один, но, нужно отдать должное, самый нормальный. К слову о норме: Гера распечатал фотографии заместителей и развешал их по всему факультету, подписав на каждой, что "Замдекана долбит нормально". Так же он не поленился заказать наклейки с похожими надписями и расклеил их преподавателям на автомобили. Будет лишним, если я скажу, что деньги на наклейки он тоже украл в деканате. Меня забавляет его страсть ко всяким разоблачениям. И немного настораживает болтовня о каких-то сверхъестественных силах. Мы идём с ним по радиорынку, и ищем симкарты, которые продают без паспорта, а он несет хуйню о том, что им с самого рождения движет какая-то неведомая сила. Гера говорит, что благодарен ей за всё, и что нужно быть всегда всем за все благодарным. Я пытаюсь с ним спорить, говоря, что благодарность - штука опасная. Но Гера твердит, что благодарности много не бывает. Я привожу ему пример, как пару лет назад моего брата отблагодарили фентанилом, и он на радостях благодарно отправился в мир иной. Гера интересуется, не остался ли фентанил, но я перевожу разговор в сторону благодарности, вопрошая о том, благодарен ли он силе, что заставила его обчистить деканат и выпизднула из института. "Проедься жопой по асфальту, упав с мотоцикла, и обидься на силу трения, мудак!" – почему-то отвечает он мне. Дома Гера раскрывает свой план по использованию симкарт. Все карты он собрался привязать к сайтам по оказанию каких-то колдовских услуг, наведению порчи и другой непонятной мне ерунды. Как я понял, он планирует завлекать людей оплатой по факту исполнения заказа. То есть человек обращается к нему, получает какую-то инструкцию по “проклинанию” и, по его гениальной задумке, САМ всё делает. А, если, сработало, то платит Гере деньги. Гера на полном серьёзе считает, что таким образом он будет избавлять мир от людей, способных на причинение вреда другим. Он утверждает, что все заклинания сделаны так, чтобы вредить только заклинающему. Я спрашиваю, не стыдно ли ему брать с людей за это деньги. Он, пожимает плечами, и отвечает, что Будда делал так же. Ну, не ёбнутый? Среда.
  Четверг. Стою на остановке, слушаю музыку в наушниках и  жду  транспорт. Чувствую, как  меня слегка  дёргает за рукав пожилая женщина. Смотрю на неё и не могу понять, что она от меня хочет. Снимаю наушники и  понимаю, что она хочет,  чтобы я зачем-то посмотрел в сторону. Вижу своего одногруппника  Юру Гуреева,  который стоит на противоположной стороне улицы и видимо уже долго мне машет рукой. Все в нашей группе считают, что он живет на деньги своих родителей, но это заблуждение. Юра живёт на государственные деньги, так как он в свои двадцать два года  является помощником депутата. Не знаю почему, но он просит меня об этом никому не рассказывать.  Я не в курсе его отношений с депутатом, но, если бы не его щедрость, я, наверное, так и никогда бы не узнал, что такое секс за деньги. И сейчас он уговаривает меня поехать не в институт, а вместе с ним в массажный салон. Ну, как уговаривает - он предлагает, а я  сразу же соглашаюсь. Юра один из тех немногих людей, что умеет поднять мне настроение. Мы едем по городу в его автомобиле и разговариваем  о политике. Вернее, это Юра говорит о ней, а я слушаю, так как совершенно в ней ничего  не понимаю, хотя услышав знакомую фамилию, тот час же обкладываю говном её владельца. Не со зла, а скорее по привычке, как любят делать наши граждане в своих офисах или дома перед телевизором. Юра становится серьёзным и наставляет меня следить за базаром. Я удивлён, так как в машине мы одни, но он разрождается какой-то охуительной историей о том, что сейчас можно прослушивать людей чуть ли не через магнитолу и топливный фильтр,  и даже приводит в пример какие-то фамилии, которые за свой гнилой базар не так давно лишились места, а кто-то даже и жизни. Я соглашаюсь с ним, но обкладываю напоследок хуями его маму, раз он мне не разрешает говорить плохо о своих  хозяевах.  Мама у него умерла, поэтому он почти не реагирует на мою шутку.  Юра предлагает заехать за алкоголем перед походом к девушкам, но я отказываюсь, так как дал себе в очередной раз  слово не принимать никаких одурманивающих веществ хотя бы до Нового Года.  Гуреев называет меня “молодцом”, но я уже не уверен,  что это так. Когда нетрезв, то понимаешь,   какая же жесть – трезвость.  Когда трезв – наоборот.  Юра достает из бардачка книгу, на которой нарисован бородатый мужик в клетчатой кепке и предлагает мне её взять с собой домой для чтения.  Он говорит,  этот мужик знал толк в выпивке, что как бы должно не оставить мне шансов её не прочитать.
  У шлюх мы больше пьём, чем  трахаемся.  Я имею ввиду себя и девушек, потому что Юра заебывает нас своими рассказами о том, что вся политика на самом деле цирк с медведями, и что настоящая власть всегда в тени. Не знаю уж, кем его представили для себя наши временные женщины, но как минимум кем-то из  числа этой, спрятавшейся в тени власти – не иначе. Потому что обе, открыв рот внимательно и заворожённо  его слушают. Юра между делом аккуратно выпытывает у них, на кого они работают, и,  услышав, что условия труда девушек оставляют желать лучшего, с негодованием грозится прибрать их под себя. Он уже было собирается поведать  нам свой план по избавлению их от сутенеров, но я переключаю внимание на себя, поскальзываясь на мокром кафеле и разбивая себе голову об стол. Видимо, когда сам себе ставишь запреты, а потом нарушаешь их – получаешь за это какой-то божественный пистон.  По крайней мере, я списал все на это.
  Наверное, скоро я стану таким же поехавшим шизотериком как Сандра и Гера, потому что, изнывая от похмелья,  пытаюсь  уснуть,  втыкая в ту же самую астрологическую статью в журнале. Кое-как  засыпаю, и мне снится Зевс, сидящий в позе лотоса, со змеёй на шее и вилкой в руке. Четверг.
  Пятница.  Как же хорошо.  Светит солнце, голова не болит, а в институт я сегодня опять не иду. Решаю выйти, прогуляться по улице и, заслушавшись музыкой  в плейере, сам того не замечая, дохожу до института. Напротив главного корпуса, рядом с елями, полно студентов. У кого закончились занятия, а кто-то, как я, их прогуливает. Практически все, даже девушки, пьют пиво и курят, нужно думать, сигареты. Я отыскиваю глазами скамейку вдали от всех, присаживаюсь и осматриваюсь по сторонам. С удовольствием замечаю, что в направлении меня никто не приближается, достаю косяк и закуриваю его. К середине папиросы, я  обнаруживаю себя достаточно укуренным, плюю на косяк и убираю его к себе в рюкзак. Мне становится немного не  по себе. Не то, чтобы у меня появляется страх, скорее неуверенность. Впрочем, эта неуверенность  довольно быстро перерастает в страх, так как я вижу приближающегося ко мне человека в форме сотрудника полиции. Я отмечаю про себя учащенное сердцебиение и похоже, что не я один, так как лицо сотрудника на глазах наливается уверенностью, граничащую с превосходством. Он начинает сразу же меня обвинять в употреблении наркотиков, ссылаясь на то, что он почувствовал запах, и предлагает пройти с ним в отделение. Я, наконец,  успокаиваюсь, так как узнаю в этом человеке Вениамина  Шукрачарова – одноклассника моего покойного брата.  Несколько лет назад они вместе с ним нещадно торчали на медленном, а теперь он тут стоит и с умным видом пытается наказать меня за употребление гораздо менее вредной, на мой взгляд, вещи.  Меня забавляет то, что он меня не узнал. Я на всякий случай открываю рюкзак, достаю половину недокуренного косяка и протягиваю его Шукрачарову, интересуясь параллельно у него, почему он патрулирует этот район один, без напарника, и не боится ли он таким образом нарваться на какого-нибудь психопата и получить заточкой в свой жирный живот.  На Венином лице появляется какая-то детская печаль с налётом тревоги, складывается ощущение, что он не знает, как действовать дальше. А дальше я называю его мудаком, затем называю его по имени и представляюсь сам. Веня на секунду задумывается, его лицо расплывается в довольной улыбке, он берет в руку косяк и, осмотревшись по сторонам,  закуривает его.
  Мы сидим и весело болтаем на солнце. Веня рассказывает мне о том, как после смерти моего брата он завязал с наркотиками (Ну, как бы трава не наркотик, Веня?) и устроился работать в полицию.  Сказать по правде, я удивлен. Шукрачаров  рос  в очень обеспеченной семье и, как мне казалось, ни в чем не нуждался.  Как он сам говорит, ему надоело видеть всю несправедливость вокруг, и он таким образом решил её попытаться изменить.  Отслужив в армии, он устроился в полицию,  поселился в общежитии, которое ему вроде бы как даже выделили. Теперь Веня занимается живописью, играет в рок-группе, а в перерывах работает ментом и гоняет студентов с пивом возле института.  Мне становится интересно, настолько ли сильна зависимость от опиатов, как про неё рассказывают, и я решаю это проверить на венином примере. Я аккуратно довожу до него тот факт, что от брата у меня осталось несколько граммов фентанила, который я зачем-то хранил все эти годы. Веня сперва призывает меня смыть все наркотики в унитаз, как только я доберусь до дома. Через пять минут он уже спокойно и философски рассуждает, что рад тому суровому опыту, предоставленному  опиатами, но никому не советует его повторять. А через десять мы вместе с ним едем на патрульном уазике, включив мигалки, ко мне домой за фентанилом. И я всю дорогу слушаю его жалкие оправдания, что теперь он, обладая соответствующим опытом, всегда сможет вовремя остановиться.  Отдаю этому безвольному мудаку дерьмо, напоследок обменявшись с ним телефонами на всякий случай, ложусь на диван и включаю местный канал. Вижу прямую трансляцию какого-то заседания, где Герин начальник-депутат с серьёзным видом что-то объясняет мне с экрана. Я затягиваюсь на всякий случай травой, и теперь мне кажется, что на самом деле в тандеме “депутат  - помощник” главный,  зачастую,  помощник. Так как он нигде особо не светится, но может незаметно влиять на ход мыслей депутата, направляя их в одну ему известную сторону.  Я уже почти уснул и чувствую вибрацию в области паха. Достаю из  бокового кармана джинсов свой телефон и вижу, что мне звонит Шукрачаров. Он говорит, что смыл весь фентанил в унитаз, а забрал его, так как беспокоился, что я его попробую или меня посадят за его хранение. Таким образом,  он специально меня обманул. Просит прощения за обман  и кладёт трубку. Интересно, он в первый раз меня обманул, во второй  или в оба раза? Пятница.
  Суббота. Отлежал себе ногу, поэтому встаю и, хромая, медленно иду в туалет. Сижу верхом и читаю все тот же самый журнал, заботливо оставленный мне Сандрой.  Кроме астрологии там ещё много всякой непонятной мне эзотерической мути.  Постепенно погружаюсь в статью про медитацию минут на пятнадцать, попутно пропахивая туалетными запахами, так как вентиляция в моей  хрущёвке,  если и работает,  то явно не в мою пользу.  Меня заинтересовал не столько результат медитации, красочно обрисованный в статье, сколько сам процесс “ничегонеделания” и концентрации на ощущениях в ноздрях. Я направляюсь в душ, обдумывая в нем то, как я буду сейчас медитировать и решаю не заниматься онанизмом, раз уж я решил сегодня заняться медитацией.
  Сидя в кресле, я концентрируюсь на будильнике, который стоит на моём письменном столе и, видимо, начинаю медитировать. Первым  ощущением, приходящим ко мне в результате  медитации является ощущение того, что концентрация на определенном объекте – дело практически невыполнимое.  Так как вместо объекта концентрации мой ум, что есть силы концентрируется на моих мыслях, увлекая меня в переживания моих прошедших и предстоящих диалогов и встреч. Через некоторое время я понимаю примерно, что, не обращая внимания на эти мысли, они как бы отступают, и я могу, наконец, сконцентрироваться на будильнике. Я наблюдаю за секундной стрелкой и понимаю, что теперь считаю промедетированное мною время. То есть я как бы жду, пока эта немного подзаебавшая меня медитация закончится. Я встаю с кресла, разворачиваю будильник и сажусь обратно, объятый намерением промедитировать на будильнике хотя бы час. Через пятнадцать секунд концентрации на часовом механизме (а у меня будильник без задней крышки), я перевожу взгляд на пакет с анашой, лежащий рядом с будильником, и некоторое время медитирую на него, размышляя о том,  стоит ли употребить его содержимое прямо сейчас или немного погодя.
  С раздражением слышу телефонный звонок от Ра-кеты, моего знакомого, который пытается сманить меня на всякие непотребства в виде синтетических наркотиков, суррогатной выпивки и не всегда физически здоровых девушек. Вот и сейчас он, воодушевившись, видимо, порцией закинутых в себя спидов, зазывает меня на какую-то квартиру в центре города, которую на двое суток сняла на последние деньги, приехавшая учиться из деревни девушка. Я почти уже было соглашаюсь, но что-то заставляет меня вспомнить данное себе самому обещание, что этот день я проведу сам с собой. Я ссылаюсь на дичайшую температуру, и Ра-кета, что-то несвязное щебеча, отваливает от меня. Я же выключаю свой телефон, вспоминая почему-то фильм “Бумер” и вытаскивая из него батарейку, отключаю  домофон,  включаю негромко музыку и, выкуривая косяк, закрываю глаза и сажусь медитировать.
  Как я понял, медитация и транс, это все же немного разные вещи. Потому что в полной уверенности, что я именно медитирую, я куда-то провалился, а вывалился уже через несколько чесов, когда на улице стемнело.  Решая выйти за продуктами, я одеваюсь и открываю входную дверь, обнаруживая на лестничной клетке Ра-кету, который уже было собирается звонить в мою входную дверь. Он хочет занять у меня денег и всю дорогу до магазина клянчит тысячу рублей, обещая её завтра же отдать. Мне совсем не жалко денег, но почему-то и не хочется ему их давать.  С другой стороны, присутствует сильное желание, чтобы Ра-кета отвалил от меня, и я всё же даю ему на пол тысячи больше, чем он выпрашивает, от всей души желая ему словить сердечный приступ от съеденных наркотиков.
  Придя домой, я обрываю провода дверного звонка, выкуриваю косяк, сидя в кресле, и с закрытыми глазами концентрируюсь на ощущениях походящего через мои ноздри спертого воздуха. Я отмечаю про себя, что теперь я уверенно медитирую. Суббота.
  Воскресенье. Первым  делом вставляю батарейку в телефон и включаю его. Сразу же приходит СМС от моего кузена и по совместительству тёзки Шуры Солнцева: “Суббота, я к тебе заеду через час. Вставай!” Моя фамилия Субботин, но мне не нравится, когда Шура придумывает мне всякие прозвища. То я у него “кролик”, потому что “шаша” – это кролик на санскрите. То я какая-то “Шани”, потому что созвучно с Саней. То ещё всякая глупая и ничего не значащая хуйня.  Прохожу мимо входной двери и слышу сквозь неё, как кто-то безуспешно пытается дозвониться до меня с помощью дверного звонка, который я вчера вечером отключил.  Быстро прошмыгиваю в ванную и, включая воду, встаю под душ, с упоением слушая, как Шура безрезультатно барабанит кулаком в мою дверь. Я не особо тороплюсь. Дотягиваюсь мокрой рукой до магнитофона, включаю музыку и не спеша чищу зубы под барабанную дробь шуриных пальцев, которая, нужно отметить, уже почти затихает.  Помывшись, я прохожу на кухню и готовлю себе завтрак, состоящий из двух яиц, помидоров, гренок и мерзкого растворимого кофе. Я уже второй месяц обещаю купить себе кофеварку с тех денег, что мы с Шурой заработали, но какая-то внутренняя жаба не даёт мне это сделать.  Наевшись, я беру телефон, на который в пятый раз звонит Шура, и лениво приветствую его, говоря, что не слышал звонков, так как мылся в душе.
  Солнцев сидит в моём любимом кресле и зазывает меня пойти сегодня вечером в клуб, интерьер которого он в последнее время оформлял. Он буквально заставляет меня принять положительное решение, не смотря на то, что в последнее время по клубам я не ходок.  Шура в красках описывает интерьер, а так же говорит, что сегодня в нем будут играть музыкальное направление, к которому я обычно расположен.
  Мы сидим в углу возле занавески вырвиглазного цвета, и я лживо восхищаюсь оформлением клуба, только бы не обидеть этого тщеславного мудака. Я не могу удержаться, чтобы не отметить, что такое оформление  скорее подошло бы к банкетному залу, переделанному из заводской столовой, чем к новому клубу. А музыкальный фон, бьющий 150 ударов в минуту  и вгоняющий меня в транс,  никак не вяжется с публикой, которая со всей городской окраины пришла посетить новое заведение, завлекаемая  акционной, и как я понял, не самой лучшей выпивкой. Хозяин заведения от всей своей души преподносит нам с Шурой бутылку “Беглой Лошади”, попутно хвалясь тем, что пару дней назад он купил десять ящиков этого пойла по сто рублей за бутылку. Я вежливо благодарю хозяина, мысленно желая ему поскорее сменить свой род деятельности и, если получится, то местожительства тоже.  Музыка затихает, а на сцене появляется ведущий, облаченный в образ Верки Сердючки. Он начинает плоско и пошло шутить над всеми гостями, и чем площе его шутка, тем сильнее слышен смех, окружающих меня людей. Шура замечает мой нарастающий дискомфорт и предлагает для расслабления выпить пятьдесят граммов суррогатного вискаря, но я, боясь метиловой слепоты, вежливо отказываюсь от этого предложения и выхожу в туалет. Проходя по залу, я еще раз отмечаю бешеное количество всяких синтетических тюлей, зановесочек и откровенной соломы, заботливо развешенной с шуриной подачи хозяевами клуба по залу, и захожу в туалет,  из которого с мутными глазами вылетает Ра-кета, чуть не сбивая меня и не обращая на меня никакого внимания.
  Возвращаясь за стол через три минуты, я вижу выпитую наполовину бутылку суррогатного виски и Ра-кету, который, пританцовывая, удаляется в сторону сцены, зажав в руке пачку бенгальских огней, которые почему-то лежат на каждом столе. У меня начинает болеть голова, и Шура предлагает мне выйти на свежий воздух - немного проветрится.
   На улице мы стоим минут пять, и все это время меня преследует едва уловимый запах гари, пробивающийся внутрь меня через мои гаймаритные, но отмедитированные на досуге ноздри. Наконец Шура переключается на двух симпатичных девушек, стоящих неподалёку, а я поспешно прыгаю в такси и еду домой, где, засыпая, пишу Сандре СМС с предложением завтра встретиться. Воскресенье.