1.
В большом сером пыльном городе с высокими домами жили два брата, Котёнок и Лисёнок.
У них дома не было ничего, кроме стен и матраса, зато стены были разрисованы, а матрас приятно пах куревом.
Курил Лисёнок, как более старший.
А рисовал Котёнок, потому что любил рисовать.
И в один день они решили погулять.
— Ты когда-нибудь видел что-нибудь, кроме города? - спросил как-то Лисёнок Котёнка.
— Конечно, - ответил тот,- Небо, дождь, тебя, солнце, облака, одуванчик во дворе, автомобили...
— Ясно, - сказал Лисёнок,- Пошли гулять.
Он отряхнул крошки с колен, проверил, не кончились ли сигареты, затянул шнурки посильнее и встал у порога.
Котёнок собирался более основательно. Он собрал в рюкзак хлеб, нож, карандаши, бумагу, ручки, фломастеры, пару носков, поварешку, зубную щетку, почти лысую, коллекцию цветных стекол, сломанную музыкальную шкатулку, толстую книгу с тремя закладками, термос с чаем, спички и треснувшие очки. Попрощался с мамой, нарисованной на стене. Выключил газ на кухне.
Задумался, все ли сделал. И наконец, вышел вместе с Лисёнком на улицу.
Улица встретила их пылью, жарой и липким пухом тополей.
Лисёнок чихнул. Котёнок чихнул тоже.
И они побрели по обочине, поднимая ногами клубы пыли. Прочь от этого шумного, безумного места.
Вслед им загорались фонари.



2.
На ночной дороге человек ловил машины, задирая худую руку с оттопыренным большим пальцем почти к самому небу. Машины равнодушно проносились мимо, обдавая его запахом бензина и гари.
Котёнок и Лисёнок тоже собирались пройти мимо, но человек развернулся к ним и, жалобно улыбнувшись, попросил сигарету.
Лисёнок не мог никому отказать в сигарете. Он оттащил человека за руку подальше от дороги с ее пылью, машинами, гулом, вонью, бликами на капотах и протянул ему уже полупустую пачку.
Человек рассыпался в благодарностях, жадно присосался к сигарете и только потом представился.
— Гитарист. Настоящий Гитарист,- сказал он и поклонился.
Котёнок и Лисёнок нестройно похлопали.
— А где твоя гитара?- спросил Лисёнок.
— У меня ее никогда и не было,- отмахнулся Настоящий Гитарист.
Котёнок отвел глаза в сторону. Лисёнок начал раскачиваться на носочках взад-вперед. Им всегда было неловко, когда кто-то врал. Особенно такой приятный человек с таким беззаботным выражением лица.
Увидев их реакцию, Настоящий Гитарист ухмыльнулся, выгнулся всем телом, запрокинул голову, взмахнул ладонями...
Его пальцы начали перебирать ветер, рассекая темноту своей белоснежной тонкостью, и ветер, смешавшись с лунным светом, породил мелодию.
Открыв рты, Лисёнок и Котёнок слушали, как Настоящий Гитарист играет, двигая руками в пустоте.
Машины продолжали ехать вдалеке, не обращая внимания на чудо у них под носом. Огни города вдалеке подслеповато щурясь, начали гаснуть.
Наконец, огромная туча закрыла луну и Настоящий Гитарист устало осел на землю.
— Ух ты,- сказал он- Наконец-то получилось.
В наступившей тьме никто не заметил, как рассыпалось прахом его тело. Когда туча прошла, луна осветила лишь горстку пепла, которую почти сразу разнес ветер.
Секунду было тихо.
А потом Лисёнок и Котёнок зааплодировали.


3.
Над потресканной пустынной дорогой танцевали раскаленные потоки воздуха.
Лисёнок и Котёнок брели, намотав футболки на головы. Их облезлые плечи и сутулые спины были покрыты солью от испарившегося пота.
— Как думаешь, мы далеко ушли от города? - спросил Котёнок.
Они оглянулись. Дорога уходила в горизонт. На ней не было ни машин, ни людей, и тишину нарушал лишь шорох туч песка и мусора, танцующих с ветром.
— Я думаю, мы вышли за его черту, - ответил Лисёнок. По его поту скатилась капля пота.
Они молча потащились дальше, высматривая хоть какую-то тень.
Сзади послышался какой-то хлопок, и им обоим на плечо легло по руке. Вздрогнув, Лисёнок и Котёнок синхронно развернулись.
Перед ними стояли, укутавшись в странные плащи, Лис и Кот.
Голову Лиса покрывала седина, хотя лицо было молодо. Кот был пониже Лиса, его длинные волосы, собранные в хвост, отливали золотом.
Котёнок и Лисёнок отшатнулись от неведомо откуда взявшихся фигур. Те, скинув плащи, начали разминать плечи. Кот, улыбаясь, протянул им бутылку воды, запотевшую от холода.
Он был одет в черный деловой костюм, рубашка под пиджаком была застегнута на все пуговицы, а туфли начищены до блеска.
Правда, вместо галстука у него на шее болтался патрон на истёртом шнурке, а в глазах плескалось затаенное веселье.
Не колеблясь, Котёнок взял бутылку, открутил крышку и залпом осушил почти половину. Затем, обтерев рот, протянул ее Лисёнку. Тот, не торопясь, отпил половину от оставшегося, оставив немного воды на дне.
К ним шагнул Лис, как-то странно тряхнув головой. Распростер руки, словно готовясь обнять, и заговорил.
— Я представлял множество вариантов этого... всего, - начал он, вновь дернув головой - Но жизнь, как всегда, приготовила мне сюрприз. У меня нет ни совета для вас, ни утешения. Ни жалости к вам нет, ни зависти. Только странное чувство, как в детстве: будто ночью ты увидел за окном падающий первый снег, и всю ночь тебе снилось, как ты оставляешь на нетронутой чистоте свои следы.
Лис ухмыльнулся:
— А утром у тебя поднимается температура, и тебя не отпускают гулять. Другие люди оставляют свои следы на снегу, делая его грязным, превращая его в кашу из грязи и льда. Когда ты выходишь наконец на улицу, ты почти плачешь...
Но за домом, там, где никто не ходит, где под снегом не видны заброшенные футбольные поля и сломанные детские площадки, белоснежное, нетронутое поле.
И ты бежишь по нему, думая, будто оно бесконечно, и зная, что это самый счастливый день в твоей жизни.
Лис замолчал и опустил руки. Он улыбался, и Кот улыбался.
Улыбались и Котёнок с Лисёнком.
Это длилось почти две секунды, затем ветер начал развевать фигуры взрослых. Лишь что-то хлопнуло, упав на землю, и все исчезло, включая плащи.
Лисёнок подобрал белеющую в пыли коробочку. Это были сигареты. Он ухмыльнулся, засунул их в карман, обнял Котёнка и они зашагали, обнявшись и бормоча какую-то песенку дальше.
Не было ни палящего солнца, ни липкого зноя, ни безумия, ни миражей. Была только дорога и они вдвоем.



4.
Над пустыней сгущалась безлунная тьма.
А вместе с тьмой пришел холод.
Закутавшись в свои пыльные легкие одежды, Котёнок и Лисёнок пытались развести костер из автомобильной покрышки, дохлой кошки и кучи старых газет. Но у них ничего не выходило. Лисёнок немеющими пальцами щелкал зажигалкой. Дрожа, Котёнок пытался дать какой-то совет, но вместо слов из его рта вылетал лишь стук зубов друг о друга.
Неожиданно за их спинами послышался голос:
— Вы все никак не можете разжечь костер?
Котёнок и Лисёнок обернулись, но в темноте разглядели лишь силуэт ростом с ребенка с белым пятном вместо головы.
Он протиснулся между ними, полыхнула искра, и газеты шумно затрещали, осветив незнакомца.
Человечек в темном комбинезоне с большим белым шлемом на голове на мгновенье прикрыл глаза ладонью от света, а потом, отняв, присвистнул:
— Что же это за безумный разжиг?
И исчез вновь в темноте.
Костер давал больше света, чем тепла, но Котёнок и Лисёнок перестали дрожать. От удивления.
Так поразил их белый шлем, изумительно-простое слово "розжиг" и навыки по укрощению костров маленького чудака.
Не успело пройти их удивление, как человечек вновь появился. С охапкой хвороста в руках. Он бросил его в огонь, тут же бодро взобравшийся по веткам повыше, и исчез вновь. И снова появился, как фокусник. На этот раз с изогнутыми ножками какого-то кресла и куском промасленного тряпья.
Подкрепив огонь этими вкусными вещами, человечек уселся возле Лисёнка и Котёнка прямо на землю. В отблесках пламени его улыбка приняла какой-то зловещий, хотя и притягивающий вид.
— Я Маленький Космонавт. Будем знакомы.
Он протянул руку сперва Лисёнку, потом Котёнку, и пожал их с таким важным видом, как будто здоровался с какими-нибудь президентами, а вовсе не с двумя пыльными уставшими мальчишками.
— А почему ты маленький? - спросил его Котёнок. Маленький Космонавт усмехнулся и ответил:
— Потому что захотел.
Он окинул их взглядом.
— Издалека идете?
Лисёнок кивнул:
— Из самого города.
Маленький Космонавт плюнул в костер:
— Правильно. Маленькие люди в своих маленьких клетушках крутят колесики, представляя что вращают мир. А когда случайно замечают, что колеса ни к чему не прикреплены и вращаются просто так, бегут к врачам за сладкими пилюлями, дающими забвение и покой. Смешно!
Котёнок и Лисёнок переглянулись. Им стало неуютно от затаенного гнева и скорби, отозвавшихся в словах Маленького Космонавта.
— Все забыли, кем они мечтали стать в детстве, а стали тем, кого запомнили. Теми, кем быть не хотели. И мучаются, мечутся, не мечтается им, не ...
Котёнок устал. Он потянулся и прошептал:
— Небо-то какое красивое.
Маленький Космонавт замолчал и запрокинул голову.
На небе сверкали тысячи, десятки тысяч звезд. Самые крупные важно сияли, кто в одиночестве, кто в окружении своей свиты, средние скромно блестели, а мелкие старались кучковаться вместе, посверкивая. Небесный узор завораживал взор сидящих у костра, пел о чем-то беззвучно, перекатывая во рту пустоту.
— Вот! - воскликнув, поднялся с места Маленький Космонавт, - Как же вовремя ты это сказал, малец! В небе наше отдохновение. В космосе, в молчаливой, величавой пустоте, бесконечно красивом месте, которое воистину чисто и безгрешно! Звезды не лгут, туманности не обижаются, планеты не презирают друг друга, астероиды не смотрят укоризненно из-под треснувших очков. Они просто плывут по волнам тишины, остывая и рассыпаясь в прах, ожидая Окончательного Равновесия. Как прекрасен этот пласт мира, который люди просто игнорируют.
Глаза Маленького Космонавта горели. Он размахивал руками, рассказывая про свои любимые звезды, про анабиозные камеры и солнечные ветра, про ионные двигатели и червоточины в мироздании. Котёнок и Лисёнок свернулись клубком, согревая себя теплом тел друг друга, а Маленький Космонавт все говорил, говорил и говорил... Не переставая подбрасывать в костер новые порции веток и старых вещей. Когда первые лучи солнца коснулись земли, костер еще горел, пожирая два толстых полена, однако Маленького Космонавта уже не было.
Он исчез так же, как и появился. Непрошеный, странный, фанатичный.
Оставив после себя белый вытертый шлем.


5.
А однажды утром пошел снег.
Он сперва нежно укрыл дорогу легким покрывалом, на котором маленькой двойной цепочкой отпечатались следы Котёнка и Лисёнка.
Затем занавесил горизонт плотной, не пропускающей света занавесью из плотных хлопьев снега.
Котёнок и Лисёнок шли, пуская облачка пара, и снег шел вместе с ними.
Без остановок, без устали, без жалости.
К вечеру ветер и холод подговорили снег на жуткую каверзу.
И вокруг Котёнка и Лисёнка закружилась метель.
Холод вонзал в них иглы, ветер яростно ревел о чем-то из своей долгой жизни, а снег мягко уговаривал остаться и полежать, отдохнув перед продолжением долгого пути.
Когда у Котёнка подломились ноги, Лисёнок взял его на руки.
Но и сам долго идти не смог.
Снег мягко подоткнул под ними одеяло, осел, не тая, на лицах, и превратил два тела в один большой сугроб.
— Эй!
Лисёнок и Котёнок открыли глаза.
Не было никакой зимы, никакой метели, никакого колючего холода и немеющих рук.
Зато была маленькая девочка с серебряными волосами, упирающая руки в боки.
— Эй! Вы зачем сюда пришли?
Она была одета в гладенькое, чистенькое платье, и вообще была вся как будто только что выкупанная. По сравнению с ней помятые, оборванные, грязные Котёнок и Лисёнок выглядели не очень.
Лисёнок потер глаза кулаками, однако девочка не исчезла.
Не исчез и луг, посреди которого они теперь лежали. Лисёнок взял горсть земли и поднес её к лицу. Пахло сыростью и палой листвой. Он растер комья земли в руке и рывком встал. Котёнок встал вслед за ним.
Девочка все так же выжидающе смотрела на них.
— Кто вы такие и зачем сюда пришли? - гневно произнесла она звонким голоском, - Чужим здесь не рады!
Лисёнок пожал растерянно плечами, не находя, что ответить.
— Да мы и сами не знаем, - засопев носом, сказал Котёнок, - Нечего на нас кричать.
И, немного подумав, добавил:
— Потерялись мы.
Девочка сразу сменила гнев на милость. Видимо, потерявшиеся люди были ее слабостью.
— Так бы сразу и сказали! Вообще, потерявшиеся люди — моя слабость! - заявила она.
(Вот видите, я же говорил).
Она развернула свои закатанные рукава, и из них выпали два кроваво-красных кленовых листка.
— Пойдемте, - махнула малышка рукой, - Провела бы вас и так, но вы попали в неудачную ночь.
— Что за ночь?
— Ночь Фестиваля Духов, - ответила малышка. Листки взлетели под мягкими пальцами ветра и опустились на лица наших маленьких приятелей.
— Ух ты, - глядя сквозь пронизанную жилками алую мякоть листа на свет, вздохнул Котёнок.
И они пошли.
Темнело, девочка шла впереди, где-то далеко шумело море...
И вдруг мир моргнул. Сбоку, спереди, сзади, везде. Воцарилось безумие.
Трехногие каракатицы, скелеты в доспехах, квадратные бумажные фонари на ножках, флейты с ожерельями из языков, гигантские головы с заплывшими жиром глазами окружили наших героев.
Девочка, как ни в чем ни бывало, скользнула мимо и вперед, и Котёнку с Лисёнком ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
Мимо чайников на паучьих ножках, мимо детей с лицами-буравчиками, мимо одноногих пеликанов с лицами львов и гигантских уховерток со словами на сегментах, написанными кровью.
Мимо горящих колес из колючей проволоки, мимо огненных машин, пожирающих ломти человеческих тел вместо топлива. Мимо людей-клопов, раздутых от крови, лениво плетущихся. Мимо сонно бредущих, вечно невысыпающихся, блюющих желчью трехногов.
Мимо безкожих кусков мяса, затянутых в джинсу. Мимо грешников, свисающих с боков колесниц на крюках, гвоздях, цепях, шипах.
Мимо стальных псов, материализовавшихся голосов, черных ведьм и серых друидов, мимо безуставных проходов и безликих пароходов, мимо трех безглазых дев, чьи тела были усыпаны пустыми глазницами, мимо трехлицых королей, мимо сломанных заводных чертей и мимо колючих важно шагающих кроватей.
Мимо драконов пастельных тонов, мимо дьяволят в халатах докторов, мимо сонных горгон и мимо патлатых макарон. Мимо огромных троллей, дэвов и джиннов. Таких вонючих, злых и массивных.
Мимо стохвостых усталых котов, со свитой из разноцветных кустов. Мимо жирафов, шагающих важно. И мимо монахов, горящих отважно. Мимо себя самих, отраженных стократно. Мимо профиля, вырезанного аккуратно.
Мимо ненастоящих, карикатурных богов, мимо реальных, обычных ослов.
Мимо тебя и мимо меня, мимо последнего судного дня...

Мир снова моргнул.
Лисёнок и Котёнок очутились на перекрестке. Снова была зима. Только снег уже начал таять.
Начинающий теплеть ветер нежно сдул с их лиц красноватую пыль. Все, что осталось от кленовых листьев.

6.
А однажды Котёнок проснулся посреди ночи, словно его кто-то толкнул.
Было тепло, даже жарко, и вечером они развели небольшой костер только для того, чтобы отпугнуть диких зверей.
Сейчас Котёнок пожалел об этом, потому что небольшое пламя костра давало совсем мало света и делало тьму вокруг только еще более непроглядной.
Котёнок не сразу увидел лежащего Лисёнка, а увидев, сперва даже не понял, что с ним. Тот лежал, раскинув ноги, с закрытыми глазами, на его подбородке блестела струйка слюны.
Котёнок негромко позвал Лисёнка по имени, затем привстал, чтобы дотянутся до брата, и растолкать его... Под его башмаком что-то хрустнуло. Котёнок перевел взгляд вниз, на горку нехитрых вещей, разложенных на носовом платке брата: зажигалка, ложка, пара кульков из целлофана. Шприц.
Он отступил, ужас проскользнул ледяной змейкой по позвоночнику в сердце Котенка, наполнил его глаза слезами, заставил дрожать его колени, содрогаться его желудок в спазмах.
В неверном свете костра Котёнку показалось, что Лисёнок шевельнулся, и это заставило его развернутся и побежать прочь.
Ломая ветви, подросток бросился вглубь леса, пока скрученный в узел желудок не развернулся, требуя излить желчь и полупереваренную пищу.
Он остановился и нагнулся, уперевшись ладонями в колени, вырвав на ближайшее дерево.
Затем Котёнок оттер рукой рот и, задыхаясь, заплакал.
Он чувствовал что-то странное в душе, словно Лисёнок его предал. Но как и почему, Котёнок не понимал. Все, что он знал, это то, что их приключение кончилось. И что мир никогда не станет прежним.
В этот момент то, что он считал болотным огоньком вдалеке, прошел сквозь деревья и проскользнул прямиком под ноги Котёнку.
На миг зажмурившись от яркого света, мальчик разлепил глаза и увидел, что огонек держит в руках маленькая девочка лет четырех.
Ее волосы отливали золотым, одета она была в рваное белое плате, а ярко-голубые глаза девочки с яростью уставились на Котёнка.
— Ты что тут мне на деревья блюешь,- сказала она,- Совсем охерел?
Котёнок заплакал еще горше.


7.
— Нечего мне тут реветь,- продолжала девочка ледяным тоном,- Такой прекрасный экземпляр Cupressus sempervirens, мать его, кипарис вечнозеленый! Ты бы видел, как он прекрасен на закате. А ты что сделал? Наблевал на него!
Взгляд ее опустился ниже.
— Впрочем, и на свои ботинки тоже. Ну, так что ты все захлебываешься тут?
После сумбурного рассказа Котёнка, девочка взяла его за руку и решительно потащила назад, к Лисёнку. Дорогу легко было найти по сломанным сучьям и раздавленным грибам.
Котёнок упирался, как мог, но руки девочки были совсем не по-детски сильны.
— Шляется. Тут. Все. Ломает! - шипела девочка,- Ломает! Ногами двигай, чудо!
Волей-неволей, Котёнка вытащили на поляну, где полулежал не то мертвый, не то спящий Лисёнок.
Девочка выпустила локоть Котёнка из своих пальцев, и прошагала, презрительно выпятив губу, к нему. Опустилась на корточки перед подростком, и сморщила лобик, отметив про себя недвижимую грудь Лисёнка и его неудобную позу.
Затем, резво развернувшись, и вновь ухватив за локоть Котёнка, она потащила его совсем в другую сторону, сквозь чащу и лужи.
— Куда мы идем? - жалобно прокричал Котёнок.
— К тому, кто может тебе помочь, - ответила девочка.
Казалось, что они шли очень долго, однако ночь и не думала кончаться. Наконец, вымазавшиеся в грязи и уставшие, они
вышли на огромную поляну. В центре нее рос огромный мертвый дуб, накренившийся и полувыкорчеванный какой-то давней бурей. Его вырванные из земли корни сплетались, образуя не то гнездо, не то ложе. В нем лежал, свернувшись клубочком, серый человек. Лицо его было уткнуто в колени, по телу стекали капли конденсированной влаги.
При звуке шагов человек заворочался и встал во весь рост. Он был голый, коренастый, а в груди у странного парня зияла дыра. Огромная, квадратная, словно окно или дверь в место, куда лучше не заходить.
Котёнку стало неуютно, ощущение нереальности обволокло его лицо, как паутина. Он словно провалился в чей-то сон, и теперь ему хотелось лишь убежать.
Девочка шагнула навстречу существу.
— Он был человеком когда-то, но холод сделал его кожу каменной. У него нет глаз, а рот зашит. Но он очень сильно хочет видеть, а еще сильнее — кричать. Поэтому он породил меня. Не нужно задавать вопросов или чего-либо просить. Просто представь, чего бы ты хотел, и это сбудется. У него будет хорошее настроение, когда я к нему вернусь, Не налажай, парень.
Она сделала еще один шаг к странному парню, второй. Серый человек протянул с хрустом руки к волосам девочки,
неожиданно-легким движением пропустил их сквозь пальцы.
— Кто это? - потрясенно прошептал Котёнок, - Бог?
— Для тебя да,- не оглядываясь, сказала девочка,- Это Автор.






8.
— А я говорю, это мотоцикл! – упрямо повторил Котёнок,- Я чую бензиновый след в воздухе.
Лисёнок пожал плечами.
— Это могло быть что угодно, —  ответил он и движением плеча поправил рюкзак. Они едва продирались сквозь густые заросли в каком-то стылом лесу, то и дело оскальзываясь на кучах прелой листвы.
— Разъезжать на мотоцикле здесь может только самоубийца, — фыркнул Лисёнок.
— Вот когда дойдем — увидишь, — Котёнок дёрнул плечом абсолютно так же, как и его брат.
И так же упрямо поджал губы.
Они шли к дымку вдалеке. Единственному, который виднелся на горизонте впервые за многие дни их пути в этом лесу. Обрадовавшись хоть какому-то ориентиру в бескрайнем сером море сбросившего свою листву леса, они устремились к нему с надеждой и капелькой страха.

Пришли они неожиданно — пересекая какой-то очередной ручей, вломились с разбегу в заросли и с треском и хохотом упали на мягкую сырую землю. Они смеялись от свободы, от бега, от сладкого осеннего воздуха.  Хохот их прервался, когда они заметили револьвер, направленный в их сторону.
Пистолет держала девушка с коротко стрижеными волосами и обветренным, замызганным лицом. Держала так, что было сразу видно, что для нее пистолет это просто еще одна часть тела.
Лисёнок и Котёнок сглотнули одновременно, и, видимо, это выглядело достаточно забавно, поскольку девушка рассмеялась и опустила револьвер.
— Простите, — певуче, растягивая слова, произнесла она — Приняла вас за диких собак. Их тут почти нет, но пока я сюда ехала, настрадалась, всё отвыкнуть не могу.
— Ехала? — губы Котёнка расплылись в довольной усмешке, — а на чем, не покажешь?
На удивленный взгляд девушки Лисёнок только пожал плечами. Мол, ребёнок еще, что с него взять.

«Мотоцикл» превзошел все ожидания Котёнка. Огромный, черный гусеничный вездеход с коляской  подавлял своим величием и представлял из себя не только транспорт, но и настоящий дом на колесах. После всех вздохов и ахов Котёнка и всех перекуров Лисёнка, они, наконец, устроились у огромного костра, который девушка устроила посреди поляны. То перебивая друг друга, то подхватывая чужой рассказ, мальчишки поведали ей множество историй про чудеса и людей, которых успели увидеть. Девушка, в свою очередь, также поведала им о своих путешествиях, рассказав множество печальных и еще больше веселых историй.
Они смеялись и пили горячий чай из жестяных кружек, и все было хорошо.
Пока Лисёнок не имел глупость задать один вопрос.
— Скажи, — попросил он, — а почему ты остановилась здесь на такое долгое время?
Улыбка тут же сошла с лица девушки.
— Знаешь, — медленно сказала она, — я, наверное, ждала кого-то, кому рассказать о моем последнем путешествии.

— Я ехала вдоль россыпи маленьких деревень и поселений на южной границе одной из Империй далеко отсюда, — начала девушка.
— И в одной из долин я остановилась пополнить запасы воды и провизии. Обычно я держалась отчужденно от людей, останавливаясь на самых окраинах их сообществ. И уезжала, как только получала то, что хотела.
Только не в этот раз.
В первый же вечер множество парней и девушек вышли на центральную площадь поселения, они разожгли большой костер и стали петь песни и рассказывать страшные истории друг другу.
Я приняла это действо за какой-то праздник, и особо не придала ему значения.
Однако какая-то женщина, пришедшая к моему костру, сказала, что так они развлекаются каждый вечер. Она предложила мне присоединиться к ним, но я отказалась. Тогда женщина предложила мне горячую ванну и чистую постель. От этого я отказаться не смогла.
Она жила в просторном домике, вдвоем с мужем, за столом постоянно болтала о том, как ждет, когда же у нее появится ребенок… Очень вкусно готовила.
Девушка вздохнула. Котёнок и Лисёнок недоуменно переглянулись.
— Я прожила там восемь дней. Помогала женщине в уборке дома, сменила фильтры в городском колодце, провела проводку в ванную комнату. Когда темнело, я выходила на крыльцо и слушала песни, которые пели на центральной площади. Но никогда не подходила к ним, никогда не подсаживалась. Никогда не вплетала свой голос в их стройную мелодию.
На девятый день утром в город вошли солдаты. Оказывается, вот уже месяц между этой Империей и соседней державой велась война. Никто не сопротивлялся, когда они расположились по трое в домах, а на офицера, поселившегося в доме у старосты, даже поднять глаза не смели.
В полдень кто-то забил в пожарный набат, однако дыма нигде не было видно, и все сошлись выяснять, что случилось, к самому колоколу.
Девушка отвернулась, пряча свое лицо от света костра. Голос ее задрожал.
— Там уже стояли военные, взяв свои ружья наизготовку. Один из них, расправив перед собой листок, по слогам прочел, что в соседней области был пущен под откос какой-то поезд. В наказание за это на всей оккупированной территории введен военный порядок, и за любую повинность теперь есть только одно наказание — расстрел.
После этого перед замершей толпой вышел офицер, и будничным тоном объявил, что сверху ему спущена разнарядка, в которой говорится, что необходимо доставить в штаб отчет о пресечении подрывной деятельности среди населения в течении недели.
«Короче говоря, я должен одного из вас расстрелять. Но так как я человек здесь новый, предлагаю выбрать какого-нибудь отброса самим. Вы мне его даете, я его кончаю, с бумажками отправляю штаб и дальше живем спокойно. А нет — я любого из вас ставлю к стенке, просто как бог на душу положит. В конце недели жду кандидата».
Он загоготал и удалился. А толпа осталась. Жители поселения молча стояли в сумерках, не веря своим  ушам.
Путешественница глубоко вздохнула, а затем продолжила рассказ:
— И люди обратились в волков. Никто не выходил в тот вечер и не пел песен. Только иногда прячущие лица люди без фонаря, огородами, перебегали из дома в дом, неся вести, предлагая союзы, обещая, угрожая, льстя. К концу недели городок распался на семь или восемь фракций, объединенные ненавистью или завистью к определенным людям.
Девушка прервала свой рассказ, отвернувшись, порылась в своей дорожной сумке, достала флягу и, задержав дыхание, сделала из нее большой глоток.
Лисёнок и Котёнок терпеливо ждали, пока она отдышится, ототрет выступившие слезы и продолжит рассказ.
— Одним из них оказался муж той женщины, что приютила меня. Он переехал сюда совсем недавно, из города, и многим не нравились, скажем так, его родословная и профессия.
Она узнала об этом от соседок-кумушек, всегда все и вся знающих. Долго металась по кухне, заламывая руки, а ночью пропала. Перед самым рассветом она пришла, растрепанная, заплаканная, в брызгах крови. На мои расспросы ставшая мне почти родной женщина не реагировала никак, лишь легла ничком в своей комнате на кровати, отвернувшись к стене.
Утром за ней пришли солдаты, поставили к стене и расстреляли, переговариваясь о положении на фронтах. После они закурили и рассказали мне, отпуская пошлые шутки, что она пришла на общее собрание и умоляла не выбирать ее мужа. Трое или четверо парней отвели ее в лес, и там, обещая, что выберут другого, потребовали в обмен услугу.
Какую, вы и сами, наверное, поняли.
После они позвали еще двоих друзей, те еще четверых.
Она была на той поляне до самого утра, пока не услышала залп.
Бросившись, как была, голой к дому старосты, она увидела, как в дом заносят уже завернутое в дерюгу тело. Мужа она узнала по ботинкам.
Еще через пару часов, набрав полные карманы патронов и мужнее ружье, она ходила по домам и убивала мужчин. Никто даже не пытался ее остановить. Люди визжали и разбегались в разные стороны, крысы в человечьих шкурах.
Когда патроны кончились, она бросила ружье и вернулась домой. Умирать.

Котёнок поднялся со своего места, подошел к девушке и неловко обнял ее. Она развернулась, прижала мальчишку к себе, и, уткнувшись ему в живот, глухо зарыдала.
Лисёнок закурил, откинувшись на спину. Когда его сигарета потухла, путешественница уже почти успокоилась.
— Еще через восемь или девять дней солдаты ушли. Ушли спокойно, покуривая и переговариваясь. Впереди шел офицер, потирая замерзшие руки. Поселение оказалось на ничейной земле, и я уехала оттуда, как только они скрылись в лесу. Я ехала прочь, прочь на юг, на территорию третьей страны, ломая деревца, разбрызгивая ручьи. Ехала два дня и две ночи без перерыва, пока глаза не закрылись сами собой.
Девушка помолчала немного.
— Лето уже закончилась и скоро зима, однако я не могу даже стронуться с места. Я не хочу видеть людей, не хочу разговаривать с людьми. Я сразу вспоминаю лица тех, кто пели тогда по вечерам, те же лица, что насиловали ту милую женщину в сыром лесу. Что не так с этим миром? Он болен? Он сломался? Я не верю, что подобное может происходить, и пытаюсь убедить себя, что я безумна. Что разум играет со мной, и что я никогда не слышала, не видела и не знала об этом…
Котёнок провел пальцами по её щеке и сказал:
— Ты знаешь, там за лесом, дорога. Та, по которой мы шли. И я думаю, что хотя мы пришли из Города, вряд ли ты туда попадешь, в какую сторону ни едь. Зато, опять-таки, куда бы ты ни поехала, ты не встретишь ни одного человека. Только таких, как я и мой брат.
Девушка недоверчиво улыбнулась и спросила:
— Что, правда?
— Правда, правда, — подтвердил Лисёнок.
— Честное слово, — сказал Котёнок, — Я не вру.


9.

Где-то вдалеке прогрохотало. Задремавший было Котёнок, свернувшийся клубком, встрепенулся. Лисёнок успокаивающе погладил его по спине:
— Это всего лишь состав по рельсам проехал. Спи.
Котёнок улегся обратно. Лисёнок посмотрел на него, затем повернулся к кустам, растущим за его спиной:
— Ну что вы там, долго еще будете прятаться? Выходите.
Из теней, зарослей и тумана соткалась долговязая фигура. Ею оказался какой-то потрепанный, помятый парень. В одной руке, заведенной за спину, незнакомец неуклюже, тремя пальцами, держал пистолет.
— Вы меня услышали, а я так старался, даже полз немного, — сконфуженно пробормотал он.
Лисёнок окинул взглядом  расклешенные брюки парня, его цветную рубашку, сальные длинные волосы, перевязанные шнурком.
— Просто мы который месяц по лесам, да по полям. Привыкли принюхиваться, прислушиваться. А вы, сразу видно, только-только из Города. От таких, как вы, крадитесь, не крадитесь, Лес в разные стороны бежит. И потому за версту вас, городских, видно.
Незнакомец облизнул тонкие губы, закинул за ухо прядь волос и наставил пистолет на Лисёнка.
Затем пошарил за пазухой и достал играющий бликами в пламени костра не то шприц, не то градусник.
Котёнок сказал с земли:
— Хочешь, я ему ребра переломаю? Я могу.
Странник дернул впалой щекой раз-другой, пистолет заплясал, заходил ходуном в тонких пальцах. Лисёнок медленно, будто лениво потянулся, вынул у него из потной ладони стекляшку. Взглянул на нее — это действительно был красавец-инжектор из металла и стекла с длинной, блестящей иглой.
— Да не, жалко его. Здесь выходцам из Птичьей Страны совсем туго приходится.
Лисёнок протянул иглу костру, дав ему немного полизать самый ее кончик. Затем обвязал ремнем руку, поиграл кулаком и ввел иглу себе в вену, тут же отводя шток пальцами в сторону. Черная патока наполнила цилиндр шприца, пойдя вслед за поршнем вверх, до самого конца градуированных меток.
Длинный парень согнулся, выронил пистолет и почти вплотную приблизил лицо к месту укола, заворожено глядя на него.
Лисёнок встал, выпрямился и передал скорченному на земле шприц, наполненный своей кровью. Как религиозную святыню, как дар суверена вассалу.
Беглец из Птичьей Страны схватил ее и тут же ввел себе в покрытую тоненькими паутинками сосудов руку. К многочисленным точечкам добавилась еще одна, блестящая забытой капелькой.
Котёнок заворочался. Было видно, что происходящее ему не по нраву. Однако шепотом Лисёнок попросил его потерпеть еще немного.
Худой парень скорчился почти у самого огня, и долго лежал, отвернув лицо к лесу. Наконец, он спросил:
— Вы много знаете о Птичьей Стране?
Лисёнок пожал плечами:
— Он вряд ли что-то знает. А я немного читал.
Парень повернул свое лицо к нему.
— Я думал раньше, что это выдумка. Миф. Фантасмагория, дьявольский розыгрыш тех, кому уже некуда бежать, теми, кто владеет всем в этом мире. А потом… я туда попал.
Он перевернулся на спину, вытянул ноги, поднял руку вверх, словно пытаясь достать до чернеющего вверху беззвездного неба.
— Когда я туда попал, было уже поздно не верить. И мне оставалось только бежать.
Незнакомец помолчал немного.
— Вы не слышали никогда про лестницу в небо?
Лисёнок помотал головой.
— В первый раз слышу.
— Она огромная, ржавая, но на самом деле очень прочная. И ведет отсюда прямо на небо!
Котёнок сопел, Лисёнок ворошил веткой костер, парень молчал.
Наконец,  он уронил руку. Его глаза так и смотрели в небо. Лисёнок боком подобрался к нему и закрыл глаза. Он всегда чувствовал себя неудобно рядом с мертвецами.
Утром они погасили костер, и ушли сквозь заросли искать затерянную среди деревьев дорогу. Вслед им смотрели глаза из куч палых листьев. Там, где лежал человек из Птичьей Страны, лишь осталась примятая трава.
Лес бережет беглецов.

10.

Когда началась война, только-только растаял последний снег по обочинам дорог. Кругом была зелень, грязь и лужи. И воронки от снарядов. Котёнок и Лисёнок не боялись идти по ничейной земле, они ведь знали, что хотя война только-только началась, она уже давно закончилась.
Хотя, с другой стороны, и не заканчивалась она никогда.
Под сломанной ольхой, не то в яме, не то в неглубоком окопе, лежал парень без ног. Подставив лицо солнцу, он довольно жмурился. Рядом валялась ржавая винтовка. Оторванных ног нигде не было видно. Из окровавленных культяпок торчали кости, проглядывая сквозь бурые лохмотья штанов.
— Эгей, - окликнул их парень, - Далеко собрались?
Лисёнок осторожно начал обходить его, стараясь не смотреть на калеку. Он чувствовал, что еще можно обойти эту яму, пахнущую горелым, стороной.
Но когда он кинул взгляд на Котёнка, тот стоял, заворожено смотря на полулежащего парня, который уже заворочался, задвигал локтями, пододвигаясь к нечаянному слушателю.
У Лисёнка пробежали по спине мурашки. От солдата несло смертью, он был, без сомнения, мертвецом. Что ему надо было сделать? Как спасти Котёнка и спастись самому?
Калека тем временем, извернувшись навстречу младшему из мальчишек, открыл черный провал своего рта и начал свой отшлифованный, вероятно, сотнями повторов рассказ.
— Нас когда гнали-то на Убой, отовсюду идея лилась. С плакатов в грязном здании военкомата, на занятиях в учебке, по радио… И не только нас, всю страну поливали идеей. Чтобы Убой не таким жутким казался. Чтобы лоску ему придать. Шарма. Мать ее, ци-ви-ли-зо-ва-нности.
Солдат облизал губы черным, как смоль, языком.
— И до того стройная идея была, загляденье просто. Про предателей и патриотов, про отчизну, про целостность, про непозволительность. На жалость давили, на гордость, на самолюбие.
И все обставляли этой идеей так, что она все от нас занавешивала. Как будто шорами закрыли от нас толпы таких же ребят, как мы, которые пропали куда-то, не вернувшись с Убоя.
Пальцы мертвеца забегали по мёрзлой почве, затем резко вонзились в нее. Калека взвыл:
— А как спала-то идея с глаз, поздно было уже! Мямлить поздно и проситься домой, мочиться под себя, писать бумажки всякие… Поздно.  Ты на Убое уже, братец. Будь добр, води колонны, зачищай дома, бери высоты. Страшно? Ничего, страх на Убое первый помощник. Поможет пытать пленных, подскажет, как не дрогнув, женщину пристрелить.
Солдат замолчал, перевел дыхание. Хотя, казалось бы, зачем мертвому дышать.
— После страха уже приходит привычка. За осколками города, разбомбленного, разрушенного обрывки праздничного наряда мирной жизни все же проглядывают. И мы тянемся к ним, к этим обрывкам, бросаем их в огонь и греем над ними свои закопченные ладони. Блокпост вроде наш для страха весь стволами ощетинился, проволокой опутался, а рядом — целый базар. Шлюхи, водоносы, самогонщики, скупщики патронов и оружия…
За привычкой приходит кураж. Воюешь с огоньком, проданный и купленный трижды с потрохами, наплевавший, где патриоты, а где предатели, фоткаешься на фоне уже не танка сбитого, а кучи голов подожженных. Нравится тебе это, ты маленькая частичка огромной системы, жующей, чавкающей, смердящей. Ты — часть Убоя теперь, если дожил. Радуйся, парень, веселись!
Труп помолчал немного. Его глаза закатились, налились изнутри тьмой, голос стал хриплым.
— Когда мы освободили один городок, очередной на нашем пути, в нём был бордель из местных жительниц. Предатели или патриоты, против кого мы там воевали, в общем, согнали их за какие-то пустяковые проступки в барак и насиловали днём и ночью. Когда…
Мертвец заскрипел зубами, контуры его тела задрожали, зарябили в воздухе.
— Когда мы освободили город, мы «забыли» освободить этих женщин. И их продолжали насиловать мои, довольные тем, что не нужно тратить денег, сослуживцы.
Подтянувшись на руках к Котёнку, солдат зашипел:
— О, малыш, я видел на своем веку шлюх. Это были не шлюхи. Они все были мертвы, все они. Некоторые еще могли беззвучно плакать, но остальные не ели уже по три-четыре дня, и лежали, не двигаясь, все свободное время.
Как же я хотел сделать что-нибудь, сказать что-нибудь, изменить! Но я был по уши в этом дерьме, я сам был всем этим дерьмом. Хорошо, что я подорвался на мине, - заключил мертвец, - Иначе я не знаю, куда бы я дел всю эту гниль, уйдя от зубов убоя.
Кожа с его лица отвалилась лоскутами и слезла, как от чудовищного жара. В воздухе воняло разложением, порохом, ружейной смазкой, немытым телом, паленой костью. Контур калеки окончательно размылся, став словно полотном для проектора, транслирующего военные хроники. По нему мелькали марширующие солдаты, падающие бомбы, взрывающиеся дома. Со всех сторон загудели голоса: «На перрон, на перрон, мочить их всех»;  «Давай дымовым, мы не можем пройти»; «В настоящее время потери неизвестны»;  «Все три подразделения не выходят на связь»;
«Какой артобстрел, у нас уже трое тяжелораненых»;  «Вы что охерели, куда людей бросили»; «Коробочки где, где коробочки? Эвакуируйте нас»; «Как разведка работала? Тут сильное сопротивление противника» …
Отсветы и всполохи плясали по лицу Котёнка, когда он развернулся и, не помня себя от ужаса, бросился бежать. Лисёнок бросился за ним. Их ботинки чавкали в грязи, а сзади все раздавалось:
«Отводи ребят, ведь не тебе ни мне это не надо»…
Они молчали весь оставшийся вечер, даже на привалах.


11.

Ветер завывал за дверьми таверны.
Положив две покрытые патиной монеты в потную ладонь трактирщика, Котёнок и Лисёнок уселись у камина, протягивая к пламени замерзшие руки. Люди, которые раздвинулись, чтобы дать им сесть, тут же сомкнули кольцо тел вновь, придавив братьев друг к другу. По большей части, люди спали либо ели. Котёнок облизнулся, глядя на ужинающих. Девушка, сидящая по соседству, протянула ему куриную ногу из своего супа. Мрачный бородач отломил кусок пирога.
Лисёнок улыбнулся, благодаря незнакомцев, а Котёнок аппетитно зачавкал.
Когда все поели и, укрывшись кто чем, улеглись спать, дверь скрипнула и, пахнув холодом, впустила еще двое людей.
Один из них — широкоплечий, загорелый протянул в пальцах монеты хозяину таверны. Другой, высокий, нервно-тонкий, с гривой отливающих медью волос, прошествовал к самому огню, переступая через людей. Там он сел возле самого лица Лисёнка, сунув пальцы почти прямиком в огонь.
Из носа его беспрерывно текло, и он то и дело шмыгал. Его спутник окликнул его негромко, подал кружевной платочек, и рыжий смачно высморкался.
Лисёнок открыл глаза и уставился на наглеца.
— Ненавижу холод, — сказал ему незнакомец.
— Я тоже, — ответил Котёнок, лежащий под чьей-то шалью. Он открыл глаза сразу после того, как их открыл Лисёнок. То ли совпадение, то ли привычка, выработанная за долгое путешествие.
Лисёнок потянулся и сел. Оглядевшись вокруг, он воровато достал сигареты и закурил, выпуская струйкой дым в камин. Котёнок встал и, захватив свою шаль, перебрался к нему поближе. Там он уткнулся в бок Лисёнка и почти сразу заснул.
— Какие вы писямяфы, — умилился незнакомец и протянул узкую, белоснежную ладонь Лисёнку, — Я Тёмный Лорд.
Лисёнок хотел поперхнуться дымом, но передумал.
— Совсем Тёмный?
Вот и всё, что ему пришло в голову, обычному смертному.
— Совсем, — сказал Лорд, — Повелитель Преисподней, Владыка Ада, Хранитель Камня Черных Душ и всё такое. Про Великий Геноцид Дварфов в 675 веке Эры Светлячков слышал?
Тоже я.
— Простите, — сказал Лисёнок, — не слышал.
— А дварфа хотя бы одного видел? — приподнял рыжий Лорд бровь, — Вот то-то и оно.
— Оу, — только и смог вымолвить Лисёнок. Столбик пепла упал с сигареты прямиком на его брюки.
— Простите, — пискнул неизвестно когда проснувшийся Котёнок, — а чем обычно занимаются Тёмные Лорды? Мы обычно не встречали ни одного.
— О, — сказал Лорд, высморкавшись еще раз, — Настоящий Тёмный Лорд обычно сидит в своей башне, предаваясь гедонизму. Пьет кровь девственников, рассматривает похабные картины именитых художников, читает языческие фолианты, полные чёрной магии, совершает рейды на людишек, периодически седлает своего тёмного дракона, если вы понимаете о чем я, хехехехехе.
Лисёнок и Котёнок переглянулись и синхронно пожали плечами.
— Я о драконе. О большом и чёрном драконе. Который спит во влажных, узких пещерках. Выплевывает раскаленное добела пламя!
 Глядя в непонимающие, невинные глаза братьев, Темный Лорд закрыл глаза и, потирая виски кончиками пальцев, несколько раз повторил «Я Темный Лорд, я хтоничен и непознаваем».
Дверь скрипнула еще раз. В таверну ввалились сразу несколько посетителей, разом выстудив маленькое помещение. Спящие люди тревожно заворочались.
Лязгая металлом под подбитым мехом плащом, самый высокий приблизился к широкоплечему спутнику Лорда, до этого стоявшего у окна. Тот шепнул ему пару слов, и воин, ахнув, поспешно опустился на одно колено. Вошедшие вслед за ним и вовсе простерлись ниц.
Темный Лорд цокнул языком и потрепав Котёнка по щеке, вышел из таверны, бросив на прощанье:
— Пока, лапки-котятки, будьте хорошими мальчиками.
Толпа поспешно вскочила и исчезла в ночи вслед за Темным Лордом. Его спутник вышел последним, прикрыв за собой тихонько дверь.
Лисёнок и Котёнок устроились поудобнее и заснули, накрывшись одной шалью.
Им снилась зима.


12.

А в самом конце они наткнулись на Лестницу в Небо.
Лисёнок попинал золотое массивное основание, потер пальцами мраморные перила с характерными прожилками и уселся курить на ступеньки.
Котёнок взбежал на ступенек двадцать вниз, потом сбежал обратно. Взобрался наверх и опять сбежал. Ему просто нравилось бегать по лестницам.
Когда Лисёнок докурил и встал, машинально отряхнув колени, Котёнок спросил его:
— Ну что, пошли наверх?
Лисёнок проводил взглядом уходящую вверх лестницу, постепенно становящейся из аристократически-вычурной заброшено-ржавой и буркнул:
— Да ну ее.
И они пошли дальше. Мимо лестницы, мимо неба, мимо Страны Чудес, мимо небылиц и сказок, мимо такой дикой ерунды и небывальщины, что приди она тебе в голову, только и будешь, что диву даваться.
Прочь от Города. Навстречу солнцу. Двое братьев, Лисёнок и Котёнок.
Бессмертные.