У бомжа Василия болела срака, ночью его ебали всей помойкой за пачку сигарет. Немытый, в окровавленных штанах, с белой от бомжарской кончи бородой он сидел, оперевшись на контейнер, смотря вдаль на небеса. Из штанов достал он пачку, протерев пальцем от засохшей крови, тяжело вздохнул и вставил сигарету в рот. "Вот дурак ебаный, вот дурак блять!" Василий лихорадочно начал лазить по своим карманам, но спичек так и не нашел. "Пидорасы блять в сраку выебали, а спичек не дали суки!" И слабость поразила Василия, голова его уперлась тяжело в контейнер, и взгляд потерял надежду бля. Просидел так Василий полтора часа, пока знакомый, такой же бомж-петух, не подполз к нему и сочувственно протянул зажигалку. Его звали Петр, он был первоклассным петухом. Был он молод и хорош собой. Белая шевелюра до плечей, большие голубые глаза и алые, налитые соком мальчишества, губы, на которые он обычно наносил персиковую помаду, дабы усладить поцелуями бомжей, обеспечивали ему хорошую цену. Петр своим очком за ночь мог заработать на целый блок сигарет, о чем Василий даже и мечтать не мог.
- Спасибо тебе, Петр, дорогой.
- Не за что, Василь, смотрю я, тяжело ты дышишь, ночь трудная была, али гопники опять пизды вломили?
- Сракотан ломит у меня, Петруша, да какашечка с кровушкой всю одежду пропитали. За ебучую пачку сигарет всю ночь бомжи ебали! Да коли так, Петруша, да коли бля...
- Ну не расстраивайся так, дядь Василь, все впереди еще, вот вырветесь из этой помойки, так и заживете, как человек, а пока потерпите, да придет все, образуется.
- Ты парень молодой, бля, срака молодая, да не разъебанная, а я уже десять лет с бомжарами за сигареты и водку еблюсь, понимаешь, Петруша, бля? Понимаешь, бля? Уже не той мой сракотан крепости, что раньше. Уже рвется и по швам трещит от хуя большого, уже двух сразу не обслужить. А ты ебись, бля, ебись пока молод, пидорас. За сиги ебись, за водку ебись, пидрила ссаный, пока молод бля и кончаешь от хуев! Ебись за меня, за тело мое негодное, за меня, Петруха ебись, за меня.
"Совсем ебанулся, старый пидорас". Петруха с сожалением последний раз посмотрел на живое тело Василя, когда бомжи-стервятники налетели на бывшего раба своего, Петр со всех сил полз оттуда, да медленно только, потому что толпа бомжей ебла, ходить не мог. Он был в метрах ста и даже на таком расстоянии от пиршества стервов (так на бомж-жаргоне называли бомжей-падальщиков) до лица Петра долетали брызги и рваные куски кишок Василя.