122***
Общество идеальной социальной справедливости не предусматривает амбиций индивида, и следовательно требовательно к пассивации волевых качеств индивидов, и их слепой подчиненности некоему координационному центру, который в варианте воленаличия у себя является исключающим, а в варианте безволия – губительным фактором. Таким образом, утопии – утопичны, и нереализуемы, либо реализуются как извращенный вариант привычного образа, имеющий некие черты делающие его абсолютно чужеродным, а следовательно - глубоко конфликтным на стадии построения. И бесконечные ряды станков в производственном процессе увиденного мной цеха, являются лишь первыми пробами новейшей экономической системы, нетерпимой к существованию многочисленного индивида.
Я не имел возможности сформулировать причины увиденного мной труда именно как ручного, а не машинного, тем более что понятия эти сближались, приобретая некоторую глубоко извращенную, или можно сказать, оптимальную форму. Возможно, причина была в большей автономности существ стоящих за станками, или их дешевизне, или в чем то еще. Рабочие, это были именно рабочие, представляли собой модификантов целиком и полностью довольных своим положением. Им предстояла смена совершенно привычных, запрограммированных в условные рефлексы действий. Затем ужин из сытной питательной пасты, сон, профилактический медосмотр, и новая смена. Без выходных, без развлечений, без зарплаты. Они и жили то в бараках по соседству, изрядно экономя хозяевам производства на транспорте. Они были идеальными работниками. Небольшая гормональная коррекция превращала их в усидчивых учеников, за пару месяцев постигающих все необходимые для работы знания, а по прекращению курса они вновь становились послушными, исполнительными работниками. Их закупка была относительно недорогой, большая часть основных знаний и умений, которые ребенок постигает в детстве, у них была уже запрограммирована во врожденных инстинктах. Конечно они не были гибкими как человек, но скорость взросления уже на второй год давала отличного работника, на уровне любого человека которого не слишком заботят фантазирования об оптимизациях, да к тому же еще и на редкость исполнительного. Им и в голову не могло прийти поленится сделать что то из того чему их обучили.
Таким образом в расчете на пять лет один модификант обходился примерно в три раза дешевле чем нелегальный работник, и в восемь раз дешевле чем легальный работник, со всеми полагающимися выплатами и затратами. Даже гибель модификанта не требовала тяжб со страховыми фирмами, и не привлекала внимание контролирующих структур, а увечье лечение которого признавалось экономически нецелесообразным позволяло сдать модификанта на пищевые производства. Максимальная экономическая эффективность низкоквалифицированного труда.
Я посмотрел и на человека, делающего что-то у станков. Квалифицированный работник. Дорогой, обученный, умеющий думать и принимать важные решения. Модификанты в его глазах были не более чем рабами, такими же машинами как и станки, просто на биологической основе. О том что его собственный человеческий облик всего лишь дань моде, он предпочитал не задумываться.
Естественно люди бунтовали, когда на их рабочие места пришли те кто дешевле их. Прогресс в сфере труда безжалостен, никому не нужны миллионы рабочих людей, со всеми их правами и трудовыми кодексами. Ни работодателям, ни производителям, ни коммерсантам. Конечно правительству как бы были нужны голоса, но ведь бумага так легко поддается подделке. Официально люди наоборот, приветствовали тех кто заменяет их на скучном и опасном производстве. Вот только я шел по улицам, улицам обычного, вполне современного города, и видел как они пылали. Хмурая толпа голодных людей вытекала на них, разбивая витрины уставленные дешевым товаром, грабя и мародерствуя. Они собирались под пламенными призывами революционеров, вооружаясь ломами, обломками, инструментом, всем что попадается под руку. Они волной пошли на свои заводы, когда то свои заводы, с которых их сократили. Они честно пытались найти новую работу, но все места уже были заняты, и на одну вакансию дворника приходилось полторы сотни желающих. Дворники и были убиты первыми.
Я видел их, модификантов наученных выходить ночами на улицы, и привычными движениями проводить уборку. Послушные, исполнительные, устойчивые и к холоду, и к дождю, они не знали усталости. В их жизни была у кого ручная, у кого машинная работа, еда, и сон. Люди не замечали их, подумаешь, привычная фигура моющая подъезд каждую ночь, и послушно уступающая дорогу прохожим. Порой бывали случаи что подростки, или пьяницы выплескивали на безропотных биомашинах свою животную агрессию, избивая их и вынуждая тратится на лечение или утилизацию. За это наказывали простым штрафом, хотя и достаточно большим. А модификанты не знали страха, побои и издевательства просто не сохранялись в памяти примитивного рассудка.
Сейчас же уже не побои, но убийства приняли массовый характер. Я видел как толпа выволокла на середину дороги модификанта, похожего на пушистого кота, шерсть которого предохраняла его от простуд. Он шел вполне послушно, толкаемый людьми. В его инстинктах было подчинятся когда ведут, а грубые толчки проходили как то мимо примитивного сознания, из которого с целью безопасности вытравлены инстинкты самозащиты. Да и защищаться ему было нечем, когти рудиментированы, разве только зубы, приспособленные под употребление пищи любого качества, от питательной пасты, до сухого корма. Его вытащили под взгляды толпы, стали бить. Этого сценария не было в его программе, он оценил повреждения как опасность, и стал удалятся от нее, нелепо пытаясь отползти. Хрустнула рука, когда по ней ударил тяжелый металлический лом. Он продолжал нелепо кривляться, в попытке уползти и доложится о нападении. Он так и не оказал сопротивления, ни когда ему ломали ребра, ни когда облили бензином и подожгли. Пылающий, изломанный модификант просто полз, демонстрируя чудеса выносливости организма не требующего слишком частого медообслуживания, пока температура не травмировала его мозг, заставив замереть.
А толпа шла дальше. Разве это убийство? Это просто сломанный робот, или сожженная машина. Не более. Она жаждала крови, подчиняясь не вытравленным, животным инстинктам. Еще одно доказательство превосходства нового типа людей, лишенных подобного недостатка непокорности. Она жаждала крови, врываясь в бараки, и вытаскивая с нар озадаченных модификантов. Никто из них не сопротивлялся, они лишь пытались уползти от места бойни, чтобы доложить о нападении. Я видел как за хвост вытащили модификанта, переломали ему ноги, а потом просто стали прыгать на нем, до тех пор пока он не затих от нехватки выбитого из легких воздуха. А потом ему проломили череп, потому что он бы оклемался. Они очень прочные. Кровь, почти человеческая, вполне красная кровь уже стекала в дождевые отверстия асфальта.
Это не первый инцидент, и они уже вынудили бизнесменов предпринять некоторые затраты на безопасность, чтобы предупредить разрушение заводов и нарушение производственных процессов. Боевые модификанты, особенно их упрощенная, полицейская модификация, не так то и дороги. По сигналу тревоги поднятому человеком, понимающим что толпа не пощадит и его, десяток охранников уже были в готовности. Они стояли у цеха, сжимая в руках автоматические дробовики. Снаряженные картечью.
Конечно когда-то были резиновые пули, слезоточивый газ. Но кому нужны преступники и уголовники? Их труд дороже труда модификантов, а подвергать их штрафам нерационально из-за безработицы. Провести же изъятие имущества в компенсацию ущерба можно и после смерти преступника. Лязгнули затворы, когда модификанты привели оружие в боеготовность, направив на толпу. Раздались крики, те кто были впереди уже испугались, они прыгали назад, прыгали с силой уже не совсем людей, но толпа слишком велика, и слишком людская чтобы послушно отступить. Человек не колебался отдавая команду, на кону стояла его ценная жизнь элитного сотрудника. Что перед ней жизни преступного, безработного мусора?
123***
Десять дробовиков разрядились ровными, грохочущими очередями. У них было это в программе. Прицел на уровень груди правонарушителя. Выстрел. Принять отдачу. Перевести прицел на соседнего, через одного. Рассеивание картечи компенсирует. Время переноса прицела чуть меньше времени перезарядки автоматики. Выстрел. Принять отдачу, перевести прицел на соседнего, через одного. Первые крики ужаса и боли были заглушены раскатами громыхания мощных патронов, а когда оружие умолкло, наступила секундная тишина, нарушаемая лишь стонами раненых. Их было гораздо больше чем убитых. Люди уже давно не совсем люди, и уже давно живучее своих предков. Только те кому картечь вошла в глаза, перебила артерии, или умудрилась таки проломить высокопрочный череп, установка подобной живучести когда-то позволяло сильно сэкономить на медицинской страховке, особенно владельцами автотранспорта, затихали сразу. Остальные выли, стонали, хрипели пробитыми легкими. Я смотрел на эту толпу, сжимая в руках дымящийся дробовик.
А ведь среди них даже выглядящие людьми редкость. Целое переплетение самых различных форм и оттенков, почти целый зоопарк, вплоть до фантастичных драконоподобных существ. Как только не гуляла мода на собственное тело, какие только причуды она не вытворяла. Я видел что некоторые даже не пострадали от картечи, бронированное тело спасло, и теперь они кричали, поджигая толпу на атаку. Заученные, четкие движения. Отомкнуть магазин, убрать в карман, вставить новый, перезарядить. Навести на толпу. Камни не причиняют существенного вреда, я в броне. Коктейль Молотова, смешно. Ткань экипировки не горюча, а шерсть удержит тепло в течении двадцати минут. Именно столько по гарантии производителя боевой модификант может находится в фирменной экипировки без повреждений будучи облитым бензином. Толпа рванула вперед, новый залп.
Залитое кровью, заваленное изувеченными телами пространство перед цехом уже было почти свободным от способных стоять на ногах людей. Куча раненых оглашало пространство криками, а где то вдалеке выли сирены. Я смотрел на оставшегося стоять. Огромный, укутанный в броню, видимо оставшуюся от каких-то старых войн, модификант был неуязвим для разлетевшейся картечи. Он смотрел на нас с ненавистью. В его глазах мы были мерзкой пародией на солдат, тупые, послушные, не знающие инициативы и хитрости. Мы были предназначены для расстрела безоружных демонстрантов, а не войны с хитрым и коварным врагом. В его руках мелькнул узкий, трехгранный стилет, приспособленный для того чтобы находить уязвимые места в личной броне. Он пошел на нас.
Он шел точно под ураганом, осыпаемый единым залпом наших дробовиков. Чудовищная энергия летящего свинца не могла опрокинуть гиганта, свинцовые горошины лопались об броню, а его органы и скелет были слишком прочны чтобы получить контузию от заброневой травмы. И во время перезарядки, когда на несколько секунд исчез риск быть сбитым с ног в неустойчивом беге, он бросился на нас.
Неожиданно быстро для своих размеров он ворвался на наши позиции, тут-же откинув одного из моей группы на десяток метров. Он схватил за голову второго, резко рванул вверх. Человеку он бы оторвал голову, но он знал что это не человек, и вонзил стилет в открывшуюся щель под шлемом. С силой прокрутив лезвие в мозгу жертвы, он отбросил труп, сбивая массой следующего. Он – боевая модификация человека. Умелый, опытный, мощный, хитрый. Не знаю, почему он не предотвратил разыгравшуюся трагедию. А может он решил просто погибнуть в бою? Может его списали, и он уже погрузился в отчаяние? Странно, его рассудок должен быть предохранен от подобного модификацией. Боевые модификанты не знаю жалости и пощады. Они выполняют любой приказ, а страх для них лишь инструмент осторожности, но не недостаток. Боевые гормоны уже наполнили его кровь, в спокойном состоянии он может взять человека за плечи, потянуть в разные стороны, и разорвать вопящую от ужаса и боли жертву пополам. Впрыснутые гормональными железами препараты в разы увеличивали его характеристики. Теперь он мог разорвать и нас.
Он склонился, хватая одного за ногу, и с размаху ударяя его головой об угол бордюра точно молотком. Оглушен. Он схватил еще одного за голову, и развернул ее мордой назад. Парализован. Следующий выронил дробовик когда гигант схватил его за руку, резко поднимая ее, и вонзая в открывшуюся уязвимую точку стилет в самое сердце. Через десять минут выйдет из строя от остановки кровообращения. Резкий рывок вниз и вверх. Рука вырвалась из модификанта, фонтан крови выплеснулся из артерии, а затем предохранительный мышечный клапан пережал ее. Минус четыре минуты боеспособности. Он раскидывал нас как медведь волков, он сбил меня с ног чудовищным ударом, не обратив внимание на очередь ему в бок. А затем прыгнул, обрушиваясь всем своим весом, усиленным скоростью и мускулатурой распрямившихся ног на мою голову.
Шлем треснул, череп выдержал, шея нет. Позвонки сместились, разрывая сухожилия и хрящи. Мой позвоночник невероятно прочен, но гигант невероятно силен. Конечно я не умер. Чтобы модификант умер, желательно расплескать его мозг. Отрубленная голова не гарантия смерти, реанимация возможна. А у некоторых мозг может быть и не в голове, а в видоизмененном хребте например. Под большей защитой. Есть и такие твари, которых желательно вообще сжечь дотла. Я лежал, полностью парализованный, глядя как гигант расправился с остатками защитников, и замер. Его взгляд сосредоточился на ком-то, наверное на элитном работнике. А потом он пошел за ним. Думаю человек был в ужасе. Боевой модификант, не человек, не знает понятия жалости, но не знает и понятия жестокости. Он просто убивает так как умеет. Если жертва умирает в муках от пули в животе, что-ж, в прицеле она была просто фигурой. Если раненого найдет вражеский модификант, он не станет издеваться над ним, он просто добьет его выстрелом, или если оценит его ранение как делающее безопасным – штыком, прикладом, когтями или иным методом рукопашного добивания которому обучен. Если этого нет в запрограммированных инстинктах, он не станет вспарывать раненому живот, и вытаскивать кишки. Не станет выкалывать глаза, или втыкать штык в живот а не в сердце. Не станет обматывать голову веревкой, и медленно затягивать пока не лопнет череп. Садизм свойственен животному разуму человеку, но не оптимизированному разуму модификанта. Исключение – если практика мучительного забоя солдат противника признана оптимальной для запугивания. Но вина в таком случае скорее будет на отдавшем приказ.
Эмпатия. Ступень вверх или вниз? Да, социальный инстинкт позволяющий лучше выживать в обществе себе подобных, но без нее невозможен садизм. Животное не обладающее эмпатией не будет мучать целенаправленно, только играя, тренируя себя. Лишь перед наделенным ею встает возможность выплеснуть агрессию в виде более жестоком чем уничтожение, в издевательстве. Сперва помучить, и только потом убить. Человек наделен этим, этот гигант тоже. Думаю элитному работнику следует предусмотреть возможность покончить с собой относительно безболезненным способом.
124***
А между тем приехали машины скорой помощи. Врача сопровождала охрана. Врач – элитный работник. Тем более что спасение всей этой массы изуродованной, покалеченной, но все еще живой плоти и не требовалось. У каждого человека имплантирован чип удостоверяющий личность. Спасать если смысл лишь тех, чей чип свидетельствует о платежеспособности, возможности оплатить свое лечение. Что до остальных, они так и так будут утилизированы, их трупы переработают в пищевую массу после установки личности, чтобы изъять имущество в уплату нанесенного ущерба. В принципе не особенно важно будет ли мертвым брошенный в утилизатор труп. Главное чтобы он не оказывал сопротивления, как не могу оказать его я например. Платежеспособных было всего пара человек, врач выбрал их, и отправил на лечение. Да, некоторые раненые пытались подползти к нему, молили о помощи, но сканер говорил что им нечем заплатить, а значит они вне компетенции врача. Времена социальных гарантий давно прошли, на лечение всей толпы безработного мусора смеющего быть людьми, но не способного оправдать это право квалификацией для сложного, умственного труда, не было денег. Пока они не мешали, их не трогали, и они могли вопить в свое удовольствие. Если же они пытались доползти до врача, и мешали, охрана делала одиночные выстрелы мощных винтовок в головы. Патроны имеют цену, и ими не следует разбрасываться без нужды.
Мы также были оценены. Из десяти лишь двое были мертвы от физического разрушения мозга. Остальные были выведены из строя. Даже полная кровопотеря лишь переводила ткани в режим анаэробного существования, но это не смерть, скорее консервация. В принципе ничто не мешало наделить тело с раздавленной головой новым мозгом, кроме экономической нецелесообразности. Кровопотерю дешево вылечить, всего лишь ушить раны и залить новую кровь. Вопрос восстановления органов уже зависит от цены. С поправкой на собственную регенеративную способность. Боевой модификант способен восстановить сердце, вырастить в себе новый орган. Главное оплатить месяц лечения на системе жизнеподдержания. Мне не повезло, мое ранение признано экономически нецелесообразным для лечения. Дешевле вырастить нового модификанта, чем восстановить разорванный спинной мозг, и самое главное потратить долгое время на реабилитацию. Я слишком дешев для такого лечения, и у меня нет военного опыта или сложной поведенческой структуры чтобы оправдать затраты. Меня ждал биоутиль.
Страх это лишнее чувство для модификанта. Рабочего, и тем более боевого. Он нужен лишь как предохранитель от опасности, но ни один модификант не станет боятся до возникновения опасной ситуации. И потому я не боялся когда меня закинули в грузовик, к куче еще живого, но парализованного кровопотерей мяса. Они боялись. Они знали какая ужасная судьба их ждет, быть заживо перемолотыми в фарш, расплавленными в биорастворителях, и сформированными, в питательную ли пасту, или в сухой корм. В зависимости от технологической линии. Трупы имеют ценность как вторсырье.
Сложно сказать с какой целью все это вообще работает. Кому уходят товары, кому деньги. Многие управленцы и сами безвольные модификанты. Возможно существует верхушка, определяющая линию партии, наделенные волей люди, которые решают в каком векторе работает вся громадная система в целом безвольных исполнителей. А возможно, возможно что и лидеры тоже лишены воли. Они послушно продолжают однажды заложенную программу, подчиняясь запрограммированным инстинктам оптимизации. Но разве это не идеально? Строятся космические корабли, с глубоко автономными колониями. Модификанты на них весьма гибки, они предназначены для основания поселения и связи с Землей. Марс колонизирован, и если бы только не цена перелета, марсианской стали было бы уже больше чем земной. Войны ушли в прошлое, как неоптимальная трата ресурсов. Да и какие войны могут быть у мирового правительства объединенного единой целью высшего, коммунистического блага? Только полицейское подавление дегенератских слоев населения, устаревших, эгоистичных людишек, разрываемых на части своими амбициями, и желаниями. Вот и сейчас они причинили огромный урон, а могли бы жить как нормальный пролетарий, вместе с рабочими модификантами. Там гарантируется и еда, и жилая ячейка, и медицинское обслуживание в пределах экономически целесообразного.
Человек давно свержен с постамента высшей ценности. Это нелогично. Как можно отдавать человеку ресурсы, если он потребляет их неограниченно? Общество потребления доказало губительность этой тактики, рухнув под стройными рядами коммунистической армии модификантов, сплоченных духом программно-инстинктивного товарищества, верности высшим идеалам партии, и самопожертвенной преданности делу. Они целиком и полностью оправдывают затраты на свое существование, являясь тем самым идеальными винтиками совершенного механизма человеческого общества. К сожалению гнилостные включения себялюбивых пережитков прошлого еще существуют, из за наличия у них некоторой гибкости порой необходимых для решения определенных задач, но работы над идеализацией умственной гибкости путем придания ей инстинктивной преданности уже ведутся, и они успешны. Время человека-личности прошло, наступило время человека-муравья.
Вымершие демагоги капитализма гласили что только свободная личность имеет цели, но когда эти цели превосходили потворство собственным инстинктам? Обществу приходилось мирится с эгоизмом своих членов, но это недостаток в большей мере уже исправлен, и вот теперь наступила пора и этого города. Скоро дома убитых сегодня будут снесены, а на их месте построены новые цеха. Такие неоптимальные города не нужны, и только жесткая система собственности пока сдерживает их очищение. Эта система пока признается эффективной, вернее она занимает высокое место в иерархии командования, как основа закона, но на ближайшем пересмотре она будет пересмотрена в сторону рационализации. Мы расселяемся по космосу, эта высшая цель поставлена перед нами второй, после полной победы коммунизма, и устранения последних очагов эгоцентричной, устаревшей версии людей.
Они – паразиты. Я увидел их из кузова грузовика, помойные крысы на свалке. Они существуют пока вред от них не оправдает затрат на их зачистку. Модификант не опустится до такого. Запрограммированные инстинкты строго определяют идеологическую подоплеку умственной работы модификанта. У него есть свое место, он знает что на нем нужно делать, и с потрясающей порядочностью делает это. Оказавшись вне привычной зоны, он послушно ждет смерти от истощения, или машин утилизирующей бригады. Он счастлив, потому что он не знает несчастья. Вся его жизнь есть абсолютно логичная работа, он идеальный винтик, он – идеальный коммунист.
Приехали. Нас обыскали, срезая одежду для других линий утилизации. Обнаженные, парализованные, а иногда и мертвые тела свалили грудой на ленту транспортера. Уже никто не стонал, кровопотеря перевела тела в режим консервации. Удивительно что я сохраняю сознание. Нас понесло навстречу мясорубке. Разделение туш на части неоправданное усложнение процесса. Желудок модификанта легко переварит эту добавку к массе геномодифицированных растительных культур. Главное измельчить, подвергнуть термообработке и добавить нужные компоненты. Круговорот биомассы, все технологические циклы замкнуты, потому что выбрасывать ресурсы нелогично. Смутный страх появился когда я увидел как лежащие передо мной тела, покрытые мехом, чешуей, безжизненные и вместе с тем живые, полетели в зев машины, на мощные валы с режущими кромками, способными перерубить даже модифицированные кости, или измолоть стальной слиток. Мясо брызгало алыми ошметками на зубьях валов, обрывки шкур, обломки костей, всплески содержимого кишок, внутренности. Все это перемешивалось в равномерный фарш, проходя там, в невидимой глубине следующие стадии переработки. С удивлением я увидел того гиганта, кинутого туда сразу передо мной. Его туша на долю секунды заставила застыть мощные валы после того как они зажевали ногу, но затем они закрутились вновь, раздавливая и перемалывая громадный труп, выбросив целый фонтан внутренностей из оскаленной пасти. Эта липкая, кровавая масса окатила меня, а затем я, беспомощный, парализованный полетел прямо туда где только что лопнул на стальных зубьях череп гиганта. Впервые в жизни первобытный ужас охватил меня, когда я стремительно понесся прямо в эту мясорубку, и когда зубья валов смяли мою руку, нелепо выкинутую в падении на бок, раздавили грудь и охватили голову, я в ужасе проснулся, все еще слыша треск собственного черепа.