Демоническая терпимость

Запястьем по клинку провел Клаус, и мраморный пол часовни тут же оросила кровь.
	– Это ошибка, – закричал Ворон, дергаясь в путах, – не надо, Клаус! Клаус!
Ошалевшими глазами смотрел Клаус, как на черном клинке впитывает кровь ложбинка. От нее расползлась красная паутинка, пылающая рубиновым огнём.
	Молча наблюдал его брат за превращением клинка: набухая от крови, как тканевый валик, с хрустальным звоном распухал и рос в длину кинжал.
	Пытаясь ослабить веревку, как рыба трепыхался Ворон на каменной поверхности алтаря.
	Бледнел Клаус, но все так же держал руку над кинжалом. Нет, уже не кинжалом! Спустя мгновение он обмотал израненную руку тканью монашеского одеяния и поднял над головой черный кривой меч, иссеченный красными линиями, словно разломами с лавой.
	Раздался треск - наконец выломали тяжелые резные ворота часовни жители деревни.
	Ворон поднял голову: по проходу между лавками, вооруженные вилами, топорами и кинжалами, шли крестьяне. За их спинами, на фоне сиреневого ночного неба,  пылало красное марево от горящих хижин.
	– Бросай меч, святой отец, – мрачно сказал Лоррин, и в одну крепкую линию сжались его губы  в гуще густой черной бороды, когда к ним развернулся Клаус, сжимая в руках меч. Бледное, осунувшееся лицо освещали сверкающие яростью глаза.
	– Уже поздно, слишком поздно, – наступая на залитый кровью ритуальный круг, прошипел Клаус. – Вы подняли руку на моего брата. Более я не святой отец.
	Ворон взвыл. Ему удалось наконец ослабить путы, но было уже слишком поздно.
	– Как скажешь, –  махнув рукой, сказал Лоррин,  и  волной  стальных зубьев хлынули крестьяне на брата Ворона. Клаус шагнул вперед, но поскользнулся на луже собственной крови. Ворон выхватил метательный нож освободившейся рукой, и прокричал:

***

	– Добро пожаловать домой, – сказал Лоррин, когда  проходили мимо его изгороди Ворон и Клаус.
	На голос фермера развернулся Ворон. Прошли годы, а Лоррин всё такой же - толстый, бородатый, глаза цепкие и хитрые.
	– Дядя Лоррин! – сказал Клаус, улыбаясь, и на его лысине сверкнул солнечный луч.
	Поближе к забору подошел фермер, облокотился на него, и сказал:
	– Дядя! Хе! Какой я тебе дядя! Ну ты и толстощёким стал, и розовый, как поросёнок. Вы..
	Тут он помрачнел. Подошел ближе Ворон, и фермер сказал:
	– Никого из наших больше не видели? Как война закончилась, только сын Беура и вернулся, одноногий. И всё.
	Вытянулось лицо Клауса, и он сказал:
	– Нет, дя..  Лоррин. Никого. И это мы одни из последних вышли.. от них.
	– Печально. Многих война покосила. А правду говорят, – облизнул он губы. – Что они.. ну, гвьехары, демонов вызывали себе в помощь?
	Ворон сплюнул в высокую изумрудную траву.
	– Правда, – коротко сказал он.
	– Кровер, – сказал Лоррин, и  не сразу понял Ворон, что это к нему. За то время, что он воевал, прочно к нему привязалось прозвище. – Ты всё такой же молчаливый.
	– Ваш отец гордился бы вами, мальчики, – улыбнулся фермер. – А вот про своего обалдуя я такого не могу сказать. Опять где то пропадает. Наверное, снова пошел в..
	Тут на его лицо пала тень, и он сказал:
	– Это.. кто?
	Ворон развернулся и увидел Двьерру верхом на русом мерине. Презрительно смотрела она на толстого фермера, и  в ее медовых глазах дробился солнечный свет. Небрежно она поправила пепельные волосы, рассыпанные по медным от загара стройным плечикам, и что то сказала Клаусу на тербьерском.
	– Это.. – опешил Лоррин. – Она из.. Завоевателей?
	– Да, – ответил Ворон, пока Двьерра говорила о чём то с Клаусом, – из Тербьерской Пустоши.
	Скривился Лоррин, и глаза его хлестнули, как кнутом, как в детстве, когда Ворон воровал у него яблоки.
	– И что она тут делает? – агрессивно спросил Лоррин.
	– Она будет со мной жить, – ответил Ворон.
	Лоррин сжал кулаки,
	– Ты подумал, что сказал бы твой отец? Что скажут окружающие? Что скажет сын Беура, когда ты приведешь в деревню эту.. женщину.. Она же из тех, кто убивал его друзей! И твоих!
	Услышав металлические нотки в голосе фермера, покраснел Клаус, наспех попрощался и ушел дальше по дороге,
	– Я думаю, что могу жить как хочу. А вам бы терпимее быть.
	Холодный, как ледяной исполин, развернулся Ворон и собрался уйти.
	– Оно, конечно, так.. Да вот что твой отец бы сказал, да и к тому же… что святой отец новый скажет.. – начал Лоррин.
	Развернулся Ворон и пристально на него посмотрел  - и фермер испугался: неуклюжий, бледный юноша навсегда сгорел в пламени войны. Сейчас перед ним стоял плечистый, жилистый и твердый как камень мужчина с угольными волосами до плеч и мрачным взглядом.

	– Едва ли новый святой отец скажет что-нибудь.. Это мой брат, – сказал Ворон, и пошел в сторону брата.
	Долго еще вслед братьям смотрел фермер, сжимая кулаки.
	С тех в поселении всё изменилось.

***

	Вскоре они пришли к дому. Густо зарос порослью маленький дворик, и  неприветливо взирали мутные стёкла хижины на новых хозяев.
	Клаус достал ключ из под порога и с ржавым скрежетом открыл дверь. Ударил в ноздри Ворона затхлый, сухой воздух, когда  вслед за братом вошел он внутрь.
	Осторожно прошел Клаус мимо сундука у печи, стараясь не запачкать оранжевую мантию священника.
	– Ты не потерял ту бумажку, с печатью? – спросил Ворон, снимая с плеча кожаную сумку.
	– А.. да, вот она.. – пошарился брат в складках мантии и достал желтую бумагу с символом Святых Вод. – Предъявлю старосте, и займу часовню.
	Пару недель назад эту бумажку получил Клаус в церкви. Он закончил обучение на священника, и теперь исполнял свою детскую мечту - занять место святого отца в их родном поселении.
	– Клаус, – осторожно начал Ворон, присев на лавочку. – Ты уверен, что нам необходимо возвращаться сюда? После войны полно поселений, где необходим священник.
	– Да, но наш отец был бы счастлив.. этому. Кроме того, ты же хотел продолжить его дело, разве нет? “Лучшие тыквы на всю округу!” - так ты говорил. Или ты боишься репутации карателя? Я никому не скажу.
	– Нет же, –  вздрогнул Ворон. – Если узнают, что святой отец женат на завоевательнице…
	Счастливое, розовое лицо брата помрачнело, словно солнце закрыли тучи:
	– А вот тут, братец, нам с тобою придется постараться, чтобы никто ничего не узнал. Ты сам согласился прикрыть меня, сказать. что Двьерра - твоя жена. Если б я не был священником, то взял бы эту ношу на себя.
	–  Лоррин, например, сразу же рассердился.
	–  Мы оба знаем, кто такой Лоррин. И он ни капли не изменился, – Со скрипом открыл Клаус окно. Напоенный запахом цветов воздух ворвался в узкую кухню и поднял пыль в воздух. Клаус чихнул.
	– Ты, главное, осторожнее, когда с ней встречаться будешь. Ох, и не нравится мне всё это.
	– Ты один из карателей, братец. Ты и тебе подобные уладите любую проблему, – улыбнулся Клаус.
	Не любил и не понимал Ворон подобных шуток.
	– Почему я? Это ты завел себе жену из Тербьера, да еще и привёз ее сюда. Это твоя вина.
	– Я всё понимаю, брат, но ничего поделать с собой не могу. Я люблю ее. – Клаус посмотрел в окно: не спеша обходила Двьерра заросшее сорняком поле, осторожно заглянула в колодец.
	Ворон посмотрел на его лицо, сияющее от счастья, и вздохнул.
	– Конечно. Ради тебя, брат.
	Словно взаливая на себя тяжелую ношу, вздохнул Ворон, а Клаус печально вздохнул.
	После, когда они привели дом в порядок и поужинали, Клаус спросил:
	– Когда начнешь засеивать поле?
	– Инструмент нужен. Насколько я знаю, отец его старосте оставил. Наконец то я могу занться тем, что люблю, – ответил Ворон.
	Двьерра поела, отложила чашку в сторону, и села на колени Клаусу, который вмиг покраснел. О сытой, ласковой кошке напоминал весь ее вид. Она что то промурчала Клаусу на ухо.
	– Ворон, – начал Клаус, красный как рак.
	– Да-да, –  раздраженно ответил Ворон. Даже чашки не дали со стола убрать! – Я за инструментом.
	– Не сердись, брат! – услышал он вдогонку. – Мы с Двьеррой готовы за тебя убить.

***

	Гордый и своенравный народ - гвьехары, и Двьерра - не исключение из правил. С презрением она относилась ко всем, кроме Клауса, потому что любила его - странной, дикой любовью.
	Не понимал Ворон, что в ней нашел брат. Ещё в середине войны попал в плен Клаус, и в клетке просидел вторую половину. Там с будущей женой он и познакомился. Чем он ее зацепил - умалчивает история.
	И так впечатлил её лысый, улыбчивый парень, что в незнакомую страну поехала она с ним, где память о завоевателях с востока еще не ушла   - грозных и жестоких гвьехарах.
	Ворон тряхнул головой, отбрасывая воспоминания. По широкой улице шел он, мимо бревенчатых домов, крытых соломой. В высокой, пахучей траве долины утоплены и дома, и дорога, а кроме лая собак и крика степного орла ничто не разрушало тишины.
	Справа от остроконечной белокаменной часовни пристроился дом старосты.
	Два раза по шершавой некрашеной двери постучал Ворон и вошел внутрь. Кислым потянуло, и в полумрак прихожей вошел невысокий старичок в серой одежде.
	– Кто это? – спросил он, щуря подслеповатые глаза. – Давно никто не заходил ко мне.
	– Нет, – ответил Ворон. – Это Вор.. Кровер. День добрый, староста Виль.
	– Ах! – сказал старичок, и от волнения так затрясся, что за его здоровье испугался Ворон. – Сын Жавьера, да? Ах, как хорошо, ах, я уж думал, никого, совершенно никого не вернет нам война, да..
	Утёр слезы староста, и проковылял обратно в комнату.
	– Чай. Непременно, выпей чая, – сказал он. – Заходи.
	Только недавно обедавший, сел Ворон за стол в полупустой, широкой комнате. На полке, справа от мутного окна, заваленная стружками и гнутыми гвоздями, лежала  пыльная книга старосты,  а рядом - вырезанная из бука флейта на бархатной подушечке, тщательно отполированная.
	Бывало, целыми днями играл на этой флейте Мьерн, сын старосты, и красивая мелодия плыла над тихой, погрязшей в рутинных делах деревней.
	Прервал воспоминания Ворона Виль, поставив стакан с дымящимся чаем.
	– Ах, Кровер, – проскрипел он, садясь напротив. – Хоть я и выгляжу как развалина, но всё, всё помню. Где же твой брат?
	– Он зайдет попозже.
	– Лоррин заходил сегодня, и сказал, что Клаус станет новым святым отцом. Это правда?
	Ворон сжал кружку, не меняясь в лице.
	– Правда. А больше.. Лоррин ничего не говорил?
	– Говорил, говорил, – сказал старичок, и тут тонкая как пергамент кожа на его щеках стала малиновой. – И вот что скажи мне, Кровер - как ты можешь так поступать?
	В груди словно лопнула веревка. Лоррин, проклятие! С другой стороны, секрета из жены гвьехарки не сделаешь, особенно в такой маленькой деревеньке.
	– О чем вы, староста?
	Старик отставил стакан.
	– Я поговорить с тобой хочу, да, знаешь.. Ты знаешь, – тут голос его надломился. – Как умер мой сын?
	– Я не знаю.
	– Меньше льда в голосе, сынок, меньше льда. Гвьехары окружили его, и забили саблями, да.. Так мне говорили его приятели по службе, когда сообщали о его гибели.
	На фоне замызганного оконного стекла неприятно блестели темные глаза старика.
	– И демоны пожрали его. Только по флейте и поняли, что это он.
	Ворон допил чай.
	– При чём тут я?
	– Хватит, хватит. Ты, я, твой брат.. Куда смотрит твой брат? Как он тебе позволил? Хотя, ничего удивительного, он всегда был мягкотелым, как твой отец при жизни.
	– Староста..
	– Нет, нет, не перебивай старшего, дай мне сказать. – Нахмурился Ворон, но промолчал. – Не только я, и другие жители деревни.. Да, все мы. Понимаем, что так нельзя. Святой отец не против - ну что ж, я, как староста, тоже кое-что значу тут, да. Я - против, я не позволю, чтобы одна из них, – тут он начал дышать с присвистом, – жила тут, ходила по улицам, где мой сын гулял, играл на флейте, работал.. И ты, Кровер, тоже это понимаешь, да?
	– Не она держала саблю, которой убили вашего сына. Он умер, да, но при чем тут она? Почему нельзя не обращять на нее внимания ?
	– О! О! – чуть не задохнулся старик. – Да? Даже так? Я думал, ты послушаешься того кто старее и мудрее тебя, да.
	Он закашлялся, резко встал, гремя табуретом.
	– Мхм, Кровер, я думаю, мхм, тебе лучше уйти.
	Тяжелым шаркающим шагом наступал он на Ворона, и тот отступал.
	– Я за инструментом пришел. Моего отца.
	– Мхм, у Лоррина инструмент твой, мхм, давно еще дал ему. До всречи! - и помни, что либо она, либо вы вдвоем, мхм, уйдете!
	С грохотом захлопывающейся двери слились последние слова.
	Тяжело вздохнул Ворон, и пошел за инструментом к Лоррину.
	А это только первый день, мать его, подумал он.

***

	Он прошел между посевов Лоррина к веранде. В высокой траве стрекотали сверчки, и солнце жарило еще сильнее.
	На веранде сидел сын Лоррина, ровесник Ворона, на стуле. Это был темноволосый юноша с острыми глазами своего отца. После тяжелого увечья он потерял способность нормально ходить. Искривленные, тонкие ноги его были укрыты пледом.
	– Кровер! – сказал он, завидев Ворона. – Жаль, что утром не свиделись. Отец мне про вас рассказывал. И про твою.. женщину тоже.
	– И как, впечатлен? – спросил Ворон, усмехнувшись. – Теперь все узнают.
	– Ты прости моего отца, – неожиданно сказал Сиен. – Он нетерпим к всему что относится к Тербьеру, и Завоевателям.
	 На перила веранды присел Ворон, и смотрел в свое отражение на стекле.
	– Ну, он раздражен пока что. Да и ничего особенного. Я сидел в осаде несколько месяцев. Неужели не выдержу раздражения твоего отца пару недель?
	– Едва ли, – с сожалением сказал Сиен, положив руки на свои изломанные ноги, – ты не представляешь, как сильна его ненависть. Его жена, моя мать, то есть…
	Тяжелые шаги прервали его. Вздрогнул Сиен и уткнулся в книгу.
	На веранду вышел Лоррин, неся поднос, заставленный чашками и кружками. На круглый столик рядом с сыном поставил он поднос, и сказал:
	– Пей чай, сынок. А тебе - чего? – неприязненно спросил он Ворона.
	Ворона не смутило его раздражение. После бойни в замке Бушпер его мало что могло смутить.
	– Староста сказал, что инструменты моего отца у тебя. Я пришёл их забрать.
	Замолчал Лоррин, и уставился в глаза Ворону, шевеля толстыми губами. В тишине шелестел прохладный ветер.
	– Ну? – спросил Ворон.
	– Нету у меня никакого инструмента, – покраснел Лоррин. – И никто не давал. Иди отсюда.
	Льдом подернулись глаза Ворона.
	– Папа! – вскричал Сиен, выпуская стакан с чаем. С хрустальным звоном он разбился, и по доскам пола ручейком побежал горячий чай.
	– Что? Я сказал - нету у меня никакого инструмента.
	В свирепом молчании застыл Ворон. Он легконько кашлянул.
	– Я же сказал, пошел вон! – взревел Лоррин, толкая Ворона.
	Ворон пошатнулся, и упал на задницу.
	Сиен дернул отца за штаны, и с отчаяньем сказал:
	– Отец! Зачем ты?.. Что он сделал?
	– Для него - нет инструментов! Я же сказал!
	Медленно поднялся Ворон. Горели его уши, выделяясь на бледном лице. Резко схватил он Лоррина за жесткую как проволока бороду и притянул к себе.
	– Слышал про то, как можно в четыре движения ножом снять кожу с пальца? – злобно прошептал он. – Я - слышал, и даже научился.
	Словно в отдалении хныкал Сиен.
	Сипло дышал, стонал Лоррин, пытаясь вырваться. Наконец заглянул он в глаза Ворона, и страхом  исказилось его лицо .
	Фермер влепил ему сильную пощечину. Налилась красным щека Ворона, и обожгла болью, но он не отпустил фермера.
	Ворон толкнул Лоррина в грудь, и тот упал на стол. Посуда разбилась, звеня осколками, и беспомощно смотрел Сиен на происходящее.
	– Дам! – выплюнул фермер. – Хочешь забрать? Забирай. проклятый ублюдок. Да ты же не умеешь им пользоваться, бесполезный ты.. Только вот твой отец не позволил бы, понял? Чтобы кто то вроде тебя пачкал его инструменты!
	– Папа.. – снова начал Сиен.
	Раздался шлепок, и Сиен захныкал еще сильнее.
	– Заткнись! Или получишь по новой! – прикрикнул он.
	Молча наблюдал за происходящим Ворон.
	Фермер сходил в дом за ключом от склада, и рявкнул сыну:
	– Убери тут всё!
	Он тяжело зашагал в сторону склада на пригорке, стараясь не глядеть на Ворона. Ворон шагал по тропинке между посевами, смотрел на ненавистную спину, и обида волной прокатилась по груди.
	– Ты назвал меня бесполезным, когда у тебя сын беспомощен. Калека! Где он был, пока мы с братом кровь проливали, а?
	– Лучше мой сын таким будет, чем свяжется с шлюхой-гвьехаркой, – с ненавистью сказал фермер.
	Со скрежетом открыл Лоррин дверь, и прошел внутрь маленького складика. Потом он выкатил тележку, груженую различным инструментом.
	– Забирай, и проваливай.
	А потом зачем то добавил:
	– Мой сын нормален.
	– Да он хнычет, как девченка.
	Стиснул вилы Лоррин, заскрипел зубами, но промолчал. Он запер склад и ушел.
	Ворон покатил тачку домой.

***

	Клаус и Двьерра убирались в доме, когда Ворон вернулся. Он взглянул на их милую суету, и на душе стало тепло.
	Не позволю я посторонним нарушить счастье брата, подумал он.
	Он вошел в дом, и рассказал Клаусу о том что произошло у Лоррина.
	– Его жену изнасиловали и убили гвьехарцы, или еще кто. Это еще отец рассказывал. Так что он один такой будет, я надеюсь, – сказал Клаус. – Эй, это что! У тебя метательные ножи на поясе?
Пальцем ткнул он в закрепленные на поясе ножи с гравировкой карателей.
– Их всего три! – словно оправдываясь, сказал Ворон. – После всего пережитого.. – тут он вздрогнул. – Мне так спокойней. Подожди немного! Мои кошмары пройдут, все наладится, и я их сниму.
	Словно игнорировала Ворона Двьерра, продолжая заниматься своими делами. Потом она чмокнула Клауса в щёку и вышла на улицу.
	– Не боишься её выпускать? – спросил Ворон.
	– Она далеко не уходит, – улыбнулся Клаус. – Просто гуляет в округе.
	Ворон убрал инструменты в сундук, и откатил тачку на задний двор.
	Солнце опустилось еще ниже. Редко - редко шелестел травой ветер.
	Заметил Ворон, как Клаус перекладывает черный кинжал с руной смерти на ножнах в сундук.
	Молниеносным движением схватил он кинжал, вытащил его из ножен, осмотрел черный металл с ложбинкой на лезвии.
	– Ты же сказал, что она ничего демонического.. вернее, гвьехарского с собой не взяла? – потемнел Ворон.
	– Это не ее, брат, – ответил Клаус. – Это свадебный подарок, который она мне дала. Как гласит заповедь чистых вод: “И влюбленные дарят друг другу по символу их прошлой жизни, и образуют они одно целое ими, и да будет..”
	– Какой еще символ? – прошипел Ворон. – Ты цитируешь заповеди, в которых ясно сказано, что священнику запрещено иметь жену!
	Лицо Клауса ожесточилось, и он сказал:
	– Да что такое? Ты уже второй раз меня упрекаешь. Я же сказал, что буду осторожен, или ты мне не веришь?
	Ворон сел на лавочку.
	– Дело в кинжале. Он мне не нравится. Мне вообще все гвьехарское не нравится, – сказал он. и лицо Клауса вытянулось, – и терплю я это только ради тебя. Давай от него избавимся?
	Клаус расхохотался.
	– Брат, ты суеверен. Это просто кинжал, и по твоему, он несет чуму и погибель. как всё гвьехарское? Это просто байки, которые распускают люди вроде Лоррина.
	– Вот в Лоррине то и дело, – сказал Ворон. – Ты не видел его лица! Я думал, он меня ножом хватит, понимаешь? Такие как он устраивает погромы, и..
	Клаус прервал его, положив руки на плечи.
	– Лоррин - самое страшное что нас ждёт. Пройдет год, два, и всё забудется. Вот увидишь, всё наладится.
	Багровым светом залил комнату красный закатный луч.
	– Ты мне веришь. брат? – спросил Клаус.
	– Да, – ответил Ворон после заминки.
	– Вот именно! Пойдем, я помогу тебе вычистить поле от сорняков, завтра ты засеешь поле, и все мы будем счастливы.
	Клаус еще никогда так не ошибался.

***
	Костры? Кто не знает вечерних костров? Теплыми летними вечерами собираются жители  ближайших селений в небольшой рощице, зажигают огни, пьют вино, пляшут, рассказывают небылицы, и любуются мерцанием звезд и холодным светом мертвенно-бледной луны.
	В сомнениях шагал Ворон на костры. Во время войны сидел он вечерами у костра, и представлял как вернется после войны домой, пойдет на костры и захватит внимание окружающих.
	Он будет рассказывать о битвах, о героях, Изумрудной Бойне, о демонах, что внушали ужас оглушительным ревом и свистом кожистых крыльев.
	В отдалении от огромного костра сел он на землю, и заметил многие лица, что знал когда то. Вот только вспомнят ли они его?
	Даже Сиен приковылял на костылях. Все они резвились под светом звёзд.
	Ворон вздохнул и лёг в мягкую траву. На миг быстрое как полет стрелы воспоминание оглушило его: нечеловеческий крик и адский жар. Он вздрогнул.
	– Кровер! – позвал его знакомый голос. – Кровер, вставай!
	Он поднялся и увидел Сиена.
	– Вставай! Все уже заждались тебя!
	Поднялся Ворон и прошел за Сиеном к костру. Лица окружающих освещало пламя - они улыбались и тыкали в него пальцем.
	– КРОВЕР! – взревел незнакомый мужик, и Ворон, вглядевшись в него, узнал кузнеца Пьоно. Он схватил его и сжал так, что кости затрещали.
	– Повзрослел! – восхищенно прогудел он. – Ещё как!
	После этого молчание было сломано, будто кузнец разрушил стену, которую выставила война между ним и бывшими односельчанами. Вопросы, возгласы, рассказы о том, что, где и как происходит посыпались на него лавиной.
	Поначалу сбивчиво и невпопад рассказывал Ворон , но потом его прорвало и он сказал о том, что видел, где бывал, и с кем дрался.
	– А самое интересное? – прервал его ядовитый голос старосты, и Ворона обожгло - никак не ожидал он, что придет на костры противный старик.. – Расскажи, Кровер, где и как ты познакомился со своей женой.
	– Женой? – засмеялся Сиен, и смех его как колокольчик рассыпался над небольшой полянкой.
	– У Кровера - бабенка! Ну. пацан, – засмеялся Пьоно, но лицо его вытянулось, и общий смех затих - вся атмосфера тепла распалась на части, как намокшее печенье, когда ледяной ненавистью обожгли  старосту глаза Ворона .
	– Не просто жена. Мхм, гвьехарка, мхм, – сказал староста.
	– Это.. шутка? – спросил кузнец, хотя никто не смеялся.
	– Нет, – сказал Ворон, и по толпе прошел гул. Ради брата, ради брата - держись, проснеслось у него в голове,
	– Какое дело тебе, вам всем? – спросил Ворон. – Не обращайте внимания и...
	– Не обращать внимания? – услышал голос Лоррина Ворон, и понял. что всё пропало. – Мы не обращали внимания - и на нас напали мерзкие гвьехары, со своими демонами. Кто убивал ваших сыновей? И братьев? Где они?
	Вокруг загудели, и недовольно произнес Пьоно:
	– Нехорошо это, Ворон. Тебе самому не противно?
	– Не противно? О чем вы? При чем тут жена К.. моя жена? Какое вам дело, еще раз спрашиваю?
	Теснее сомкнулся круг, и сказал староста:
	– Ты не видишь, мхм, какое нам дело, да? Проваливай. Не позорь память моего сына.
	– Ты сам ее позоришь, старик! Прямо сейчас. – Ярость расплавленным металлом растеклась внутри Ворона.
	– Ты, со своей шлюхой, грязной гвьехарской потаскушкой и трусливым братом…
	В булькающем хрипе захлебнулись глаза старосты, и все увидели в его горле метательный нож. Ворон схватился за голову - проклятая ярость! - и быстро убежал, растолкав толпу.
	Ворон услышал позади крик, и вздронул.
	Я всё испортил, брат, ах, я все испортил, подумал он, и свистел в его ушах ветер, когда мчался он к своему дому во всю мощь длинных, жилистых ног. Освещала его злобная луна, и ночь душила жарким дыханием.
	 Свист камня услышал он слишком поздно. Затылок прорезало огнем, и Ворон отключился. Затихающим сознанием он уловил топот преследователей.

***

	Проснулся он от криков. Словно набитая свинцом, невыносимо болела голова. Холод камня ощутил Ворон спиной, поднял голову и увидел Клауса, держащего в руке кинжал. Он лежал на алтаре в часовне!
	– Что происходит? – сказал Ворон.
	Клаус повернул к нему свое лицо, и лихорадочного блеска в его глазах, неуемного горя испугался Ворон .
	– Что ты наделал? – вскричал он, и Ворону стало не по себе. – Они собирались тебя сжечь, прямо у нашего дома. Двьерра выскочила на улицу, и они начали швырять в нее камни.
	Глухо отражался голос его каменных стен. Неожиданно чудовищный стук прогрохотал в запертые ворота.
	– И тут самое страшное, – сказал он. – Двьерра пришла в ярость.. и вызвала демона. Страшную тварь. Она начала рычать, и бить в грудь, а потом - жрать.. по ее приказу..
	– Клаус! Спокойней! – сказал Ворон. – Где Двьерра сейчас?
	– Я не знаю! – провизжал его брат. – Она словно пропала, и демон за ней, а потом заполыхали их дома.. Она защищает тебя. Что ты такое наделал?
	– Убил старосту, – просто сказал Ворон.
	Нервно расхохотался староста, и достал из кармана  черный нож - свадебный дар.
	– Сейчас они ворвутся, – сказал он . – Надо.. тебя защитить.
	Он указал на ритуальный круг, что начертил, пока в отключке лежал Ворон.
Запястьем по клинку провел Клаус, и мраморный пол часовни тут же оросила кровь.
	– Это ошибка, – закричал Ворон, дергаясь в путах, – не надо, Клаус! Клаус!
Ошалевшими глазами смотрел Клаус, как на черном клинке впитывает кровь ложбинка. От нее расползлась красная паутинка, пылающая рубиновым огнём.
	Молча наблюдал его брат за превращением клинка: набухая от крови, как тканевый валик, с хрустальным звоном распухал и рос в длину кинжал.
	Пытаясь ослабить веревку, как рыба трепыхался Ворон на каменной поверхности алтаря.
	Бледнел Клаус, но все так же держал руку над кинжалом. Нет, уже не кинжалом! Спустя мгновение он обмотал израненную руку тканью монашеского одеяния и поднял над головой черный кривой меч, иссеченный красными линиями, словно разломами с лавой.
	Раздался треск - наконец выломали тяжелые резные ворота часовни жители деревни.
	Ворон поднял голову: по проходу между лавками, вооруженные вилами, топорами и кинжалами, шли крестьяне. За их спинами, на фоне сиреневого ночного неба,  пылало красное марево от горящих хижин.
	– Бросай меч, святой отец, – мрачно сказал Лоррин, и в одну крепкую линию сжались его губы  в гуще густой черной бороды, когда к ним развернулся Клаус, сжимая в руках меч. Бледное, осунувшееся лицо освещали сверкающие яростью глаза.
	– Уже поздно, слишком поздно, – наступая на залитый кровью ритуальный круг, прошипел Клаус. – Вы подняли руку на моего брата. Более я не святой отец.
	Ворон взвыл. Ему удалось наконец ослабить путы, но было уже слишком поздно.
	– Как скажешь, –  махнув рукой, сказал Лоррин,  и  волной  стальных зубьев хлынули крестьяне на брата Ворона. Клаус шагнул вперед, но поскользнулся на луже собственной крови. Ворон выхватил метательный нож освободившейся рукой, и прокричал:
– Лови!
	Метательный нож летел в Лоррина, и Ворон видел это, но в последний момент брат выскочил вперед, и нож вошел ему в плечо. Клаус вскричал.
	Зеленое пламя озарило часовню, и тут ворвался демон - двухметровый, с длинными руками-клешнями, и начал рвать людей. Начался хаос.
	Помещение заполнили визги и крики, но Ворон, охваченный яростью, отбросил остатки веревки, бросился на Лоррина и ударил его в висок.
	Фермер рухнул на пол, встал, и вытер кровь с виска.
	– Сука! – прокричал он, и выхватил кинжал.
	Полыхал огонь, заживо горели жители деревни, что пришли по его душу. Ворон отвлекся на смех брата: Клаус в неистовом припадке убил демона, которого вызвала его жена. И пропустил удар в зубы.
	Заныла челюсть, и рот наполнился горячей кровью. Отскочив от следующего удара, Ворон пнул Лоррина в живот.
	Фермер, казалось, не почувствовал удара, и бросился прямо на него. Они рухнули на пол, скользкий от крови.
	Они продолжали бороться, а Клаус, казалось, не замечая их, выбежал на улицу - подальше от духоты и гари, охватившей часовню.
	Фермер схватил руку Ворона зубами и рванул на себя. Кожу разъела боль, и  на глаза Ворону полилась кровь из порванной плоти. Ворон взвыл, а фермер, воспользовавшись паузой, схватил лежащие рядом вилы и с размаху пригвоздил руку Ворона к опрокинутой лавочке.
	Треснула кость, и боль огнем наполнила жилы Ворона. Трясущейся рукой фермер поднял кинжал  над Вороном.
	– Папа! – услышал жалобный голос Ворон, и Лоррин вскочил на ноги, и обернулся. Клаус держал Сиена за волосы, и приставил черный клинок к его шее.
	– Брат! – вскричал Ворон. – Стой!
	– Где Двьерра? Она ушла резать вас, свиней! И пропала, а демон остался, – сказал Клаус глухим, чужим голосом. От рукояти демонического клинка по его руке расползалась чернильная тьма.
	– Я не знаю! – испуганно сказал Лоррин и бросил кинжал. – Правда не знаю! отпусти моего сына, и разойдемся, делай что хочешь. убей меня. трахай проклятую гвьехарку, ТОЛЬКО НЕ ТРОГАЙ МОЕГО СЫНА!
	Ворон чуть не потерял сознание, попробовав вытащить вилы.
	– Она.. она стала демоном, – плача, сказал Сиэн, и прорезали нутро Ворона эти слова. – Чтобы спасти Кровера, она… я видел, как она… Я смотрел внимательно! Прекратите убивать друг друга!
	– Нее-ет! – захныкал Клаус, глядя на труп демона, которого он убил своими руками. – Ты лжешь! Ты.. ты лжешь!
	Он выронил меч, и тот со звоном упал на мраморный пол.
	Сиен попытался схватиться за стену, но упал. Лоррин безумными глазами смотрел на Клауса, который медленно шел на него.
	– Нет! Я не хотел! Я не.. – сказал он, и прервался, когда Клаус схватил его жирную шею руками и начал душить.
	Затуманенным взором смотрел Ворон на происходящее, и попытался вытянуть вилы из руки, но ничего не выходило - зубья прочно застряли в дереве лавочки. Слезы текли от бессилия по грязным щекам.
	Он словно в замедленном темпе видел, как Сиен ползет. сжимая черный меч, и тянет за собой изломанные ноги.
	Последним усилием он выхватил последний метательный нож и кинул его в лицо Сиена. Ровно в лоб попала остро заточенная сталь, и юноша затих.
	Лоррин почернел, и язык вывалился из его рта.
	Клаус застонал, отпустив его шею.
	– Б-брат, – сказал Ворон. и увидел, что тьма покрыла все тело Клауса. За считанные секунды его глаза исказились, и затрещали кости..
	Клаус рухнул на заваленный обугленными телами пол, начал раздирать свою грудь и визжать, превращаясь в неведомую тварь.
	Наконец мерзкое существо, покрытое отвратительными наростами, сверкнуло желтыми глазами в сторону Ворона и медленно приблизилось на четырех лапах.
	– Брат, это всё клинок, – из последних сил прошептал Ворон. – Не надо было тебе… совершать ритуал.. я же говорил!
	Он еще хотел что то сказать, когда то, что было его братом, с отвратительным визгом прикончило его.