11.06.19

Вчера приезжал Лёшка. Лёшка — мой коллега по писательскому цеху, только он — поэт, а я — прозаик. Лёшка притащил алкоголь, и мы напились, а потом, когда совсем стемнело, пошли в лес.

Кузьминский лесопарк — место красивое, хоть и загажено господами отдыхающими, но ночью было лучше: коричневые пивные бутылки и белые пакеты не спешили выпрыгивать из кустов в свет моего фонарика. Лёшка шел впереди, во все горло орал Йейтса в оригинале, а я размышлял о том, что надо чаще выбираться в лес. Даже ночью, в темноте, тут было красиво. Я придумал какой-то особо сочный эпитет, но тут же забыл, в пьяной голове совсем ничего не держалось, да еще Лёшка начал свое: “Знаешь, как должен умирать настоящий русский поэт?”. Нет, Лёшка, не знаю. “Я тебе расскажу. Посмотри, как они все заканчивали: отравился, застрелился, повесился. Отравился, застрелился повесился. Куда это годится? Это, Санечка, пидоросня какая-то. Какой же ты русский поэт, если ты отравился, застрелился, повесился? Нет. Настоящий русский поэт захлебывается блевотиной по пьяни. Вот это наше. Это душевно”. А тебе не кажется, Лёшка, что это совсем пошлость какая-то — пьющий русский. Уж лучше красиво, по-европейски застрелиться или повеситься. “Вот дурак ты, Санечка. Посмотри на нас, мы разве пошлые?”. Глядя на торчащий из темноты Лёшкин длинный горбатый нос, я хотел пошутить, что мы не слишком и русские, но того уже было не остановить: “Пить по-русски и пошло пить — это разные вещи. В клубе ночном спаивать молодую блядь — это пошло. Разбираться в вине — это пошло. Эти пусть вешаются и стреляются. А мы с тобой, Санечка, мы с тобой вот, еще водочки на кухоньке. Или в целовальню после работы, с мужиками, а? Да что там, да я прям сейчас…”. Лёшку понесло окончательно, он долго распространялся про русский народ и пидорасов, пил из горла дорогое вино, я же дышал лесной прохладой, пялился на плывущий в облаках месяц. До дома — рукой подать, метров двести, а я почти не бываю здесь, в лесу. Решил, буду приходить каждый день и вести дневник. Может, тут придет вдохновение на нечто великое.

12.06.19

Я проснулся. Сегодня дел не было. Сходил в лес.

13.06.19

Я проснулся. Сегодня дел не было. Сходил в лес.

14.06.19

Я проснулся. Сегодня дел не было. Сходил в лес.

15.06.19

Случится, накатит грусть-печаль, ажно жити не хочется. Тошно, тошно! Ан вроде бы как и не с чего: зенки токмо продрал, а уж и чувствуется оно, внутрях где-то вертится, змеей подколодной извивается в кишочках, да желчью наружу рвется. Третьёго дня вона, на старушку хайлать стал за то, что та в очередь влезла. Да я ей смерти желал, ей богу! А вот в лесу хорошо, отступает печаль, отступает злоба. Тут качается тополь и дуб, кренится к земле старая…

Ладно, что-то занесло меня. Но и правда тошно последние дни, и на бабку я накричал. Но это временно, я знаю, такое случается иногда. Значит, в душе готовится, зреет что-то по-настоящему стоящее. Может, новый роман о попаданцах. А может, романтическое фентези, его я издаю под псевдонимом Виктория Блад.

Сижу я глубоко в чаще, на поваленной березе, тут даже тропинок нет, и вдруг сквозь гул близкого МКАДа и щебетание птиц слышу тяжелое дыхание. Трещат кусты, из густой зелени вываливается на мою прогалинку толстуха лет пятидесяти, с потными темными волосами и в полосатой футболке. Косится на меня, палкой упирается в траву, за спиной  — рюкзак. Прошла, пропыхтела мимо, а я забыл, что хотел сказать.

16.06.19

Вспомнил, что хотел сказать. Пришла в голову фраза, которую можно вставить в великий русский роман: “Сначала мой народ, как пыль, замели в совок, а потом вытряхнули в помойку девяностых”. Оставлю здесь, вдруг пригодится, не мне, так случайному читателю-коллеге, который, ознакомившись с моим дневником, захочет этот роман написать. Пользуйся, дорогой друг. А мне нужно дописать про сержанта Ковалькова, который попал в мир меча и магии и вынужден применять полученные в российской армии навыки, чтобы выжить в суровом фентезийном мире. Головокружительное приключение нашего соотечественника!

Толстухи сегодня не было, и вечер я провел замечательно.

17.06.19

Нет, разумеется, я мечтал о лаврах великого русского писателя, но потом случилась жизнь, случилась семья (потом, правда, обратно разлучилась), и так родился сержант Ковальков. Мне вот-вот сдавать рукопись, а финал не написан. Тошнит уже от некромантов и Темных Властелинов, могущественных магов и сексапильных эльфийских принцесс. Вот бы сесть за компьютер, да начать отстукивать слова, и что ни слово — великая мудрость. Хочу, чтоб критики писали обо мне в либеральных СМИ, а Юрий Дудь позвал на интервью.

— Александр Семенович, как вам пришла идея вашего романа? Как вы его писали? Вот расскажите прям конкретно технологию. Садитесь вы за компьютер… и что?

— Да дело-то нехитрое, сидишь себе и отстукиваешь слова, и что ни слово — великая мудрость.

— Вот так просто? Ну вы же наверняка перечитываете, редактируете.

— Само собой, само собой. Это долгий и кропотливый процесс, Юра. Иногда целые главы вырываешь с кровью, и жалко, и больно, но понимаешь — никак сюда не ложится. Но автор должен свою работу выстрадать, как на жизненном пути, так и в писательском труде.

— Блиц! Я спрашиваю коротко, вы отвечаете не обязательно коротко. Ваше самое большое сожаление в жизни?

— Что не трахнул Светку Мечагину, еще на втором курсе.

— Ваш самый большой успех?

— Мой роман.

— Кто из персонажей русской литературы вам наиболее близок?

— Сержант Ковальков.

— А это кто, простите?

— Не важно, не важно.

— Оказавшись перед Путиным, что вы ему скажете?

— Прочту монолог Германа.

— Из вашей книги?

— Да.

— Почему?

— Верю, что если б он его услышал, жизнь в России сразу бы наладилась.

18.06.19

— Умри!

— Ха-ха-ха! — взревел утробным смехом Некромант: древний клинок Галатиан не оставил на иссиня черном одеянии и царапины. — Жалкий глупец! Неужели ты думал, что какая-то старинная железяка сможет навредить мне, наследнику Смерти!

Растерянный Ковальков почесал за ухом. Да, железякой тут явно не справиться. Вот был бы у него верный АК-47, вот тут бы и некромант и хреномант наутек бы бросились. Как говорил майор Крыскин, замполит, “Тута вам не эта самая”. Почему майор так говорил, Ковальков не знал, но автомат все равно бы пригодился.

И всё. Дальше ступор. Не могу придумать конец. Что-то такое должно случиться, какой-нибудь рояльчик. Внезапно открывается портал, а там Анечка с пулеметом? Может, возлюбленная Ковалькова, эльфийская принцесса Лиэн’ни, вовсе не погибла в битве при Афалоре и теперь явится спасти сержанта? Даже не знаю.

Скоро совсем стемнеет. Ветки трещат. Черт, снова толстуха. Идет, тяжело дышит. Поглядывает на меня подозрительно, будто я преступление совершил какое-то, сидя на березке. Вытирает пот с морщинистого лба, останавливается, чтобы отдышаться, и бредет дальше через кусты.

Эта толстуха будит во мне странную злость. Все в ней обычно, все в ней от типичной бабы: заплывшие жиром бока, обвисшие щеки, а взгляд — пустой-пустой, ничего в этом взгляде нет, кроме телевизора. Задумывается ли она о стране, о политике, об истории? Чем интересуется, кроме своего оболтуса-сына из девятого “Б” да сплетней в магазине, где она работает? Все в ней скучно — от цвета волос до изредка мелькающих в голове мыслей. А ведь какие бескрайние просторы России заселены такими вот биороботами, простейшими нейросетями на ножках! Не нужен им великий русский роман.

20.06.19

— Александр Семенович, у вас есть любимая цитата из вашего романа? Такая, чтоб вот прям ух! Ну вы поняли.

— Юра, вы задаете такие вопросы… Вот у вас же есть дети?

— Да, двое.

— Тем более. Вот какая у вас любимая часть тела ваших детей? Вот именно.

— Я понимаю. Ну хорошо, тогда просто момент, фраза, может быть, которой вы особенно гордитесь.

— “Сначала мой народ, как пыль, замели в совок, а потом вытряхнули в помойку девяностых”.

— Да, это сильно.

21.06.19

Фильм Ларса фон Триера “Дом, который построил Джек”, безусловно, многогранный и, как все работы мастера, кинематографически великолепный. Несмотря на всю экранную жестокость, он, тем не менее, является потрясающе человечным. Хотя нет, скорее человеческим. Триер никогда не стеснялся заглянуть в темное пространство человеческой души и обнажить эту тьму, показать ее крупным планом, чтобы зрителю стало невыносимо от осознания: вот он, человек. Смотрите, любуйтесь.

Лёшка заставил посмотреть, мне-то не сильно хотелось. Я всякие экранные жестокости не люблю. Они не шокируют, ведь ясно: все происходящее — понарошку. Если б я писал что-то подобное, то начал бы свою книгу так:

“Почему убивать людей плохо?
Нет, постой, читатель, выслушай! Ты наверняка уже по первой строчке моего рассказа составил мнение о его авторе: пидорас в наимерзейшем смысле этого многогранного слова — пидорас-не-такой-как-все, пидорас-мнимый-интеллигент, пидорас-провокатор. Я знаю, знаю, как это звучит, но поверь, я не таков, и к поставленному вопросу отношусь со всей серьезностью. Доказательство моих слов лежит под снегом, в Кузьминском лесопарке, что на юге Москвы. Уверен, его еще можно найти там, хотя вскоре какой-нибудь внимательный, но невезучий прохожий обнаружит странный сугроб, приблизится, пнет ногой. Посыпятся белые комья, и наш случайный неудачник закричит или же напротив — лишится дара речи, встретившись взглядом с обледенелым покойником.

Ты и сам, спустя время, сможешь просмотреть сводки местных новостей за январь две тысячи девятнадцатого и убедиться в правдивости моих слов.

Теперь, читатель, когда у тебя не осталось сомнений в моей серьезности и решительности, я позволю себе повторить вопрос: почему убивать людей плохо?”

Мне пора возвращаться к моему сержанту. Я решил, все-таки остановиться на эльфийской принцессе.

22.06.19

Идеи для будущих романов в серии о сержанте Ковалькове:

На востоке просыпается новое зло. За былые заслуги король Единого Королевства назначает Ковалькова генералом группы армий Запад. Используя знания современных военных тактик бывший сержант обучает, тренирует войска и побеждает орды демонов.

В руки Ковалькову попадает странный артефакт. Выясняется, что это ключ к древнему порталу. С его помощью Ковальков надеется попасть домой, к Аньке, однако перед этим ему предстоит побывать в самых разных, безумных измерениях.

Принцесса Лиэн'ни становится королевой, но оказывается во власти темных сил. Ковалькову нужно уничтожить некроманта, который… Нет, некромант был уже. Ковалькову нужно уничтожить наследника короля демонов, который при помощи кровавого ритуала завладел разумом Лиэн'ни.

Сегодня я взял с собой нож. Армейский, есть у меня такой. У подъезда стали часто собираться шумной компанией лица всяких нерусских национальностей, и на свои вечерние прогулки я стал носить нож: мало ли что?

Это странно, опасаюсь я хачей, а жизнь мне чаще портили русские: штрафанул русский мент, кинула на сдачу русская продавщица, украл кошелек русский вор, бросила русская жена, не может поднять экономику русский президент.

Подумать, у меня не такая уж плохая жизнь. От этого тоже тошно.

23.06.19

В сумерках всё — трава, листва, стволы — синее.

Снова приходила толстуха. Смотрела на меня как-то подозрительно, а я пялился, откровенно пялился на нее. Такое отвращение она во мне вызывает! Синее лицо — заплыло, от алкоголя или просто от жизни, не знаю; под старой полосатой футболкой — мерзкие отвисшие сиськи. Она пышит ртом, черные глазки смотрят подозрительно, осуждающе. Знаю такой тип, они готовы приговорить любого, для них всякий встречный — мудак и идиот, пока не докажет обратное. И даже тогда…

Так она постояла, отдышалась, и пошла дальше. Зачем толстуха приходит сюда? Гуляет для здоровья? Это уже не поможет: наверняка сосуды ее так забиты, что в ближайшие пару лет спокойно можно ожидать сердечный приступ. Пытается сбежать от рутины, от надоевшего сына и престарелой, вонючей матери? Нет, для этого у толстухи есть пиво. Да и вряд ли она обладает сознанием достаточным, чтобы ощущать то, что давеча ощущал я: странная тоска, накопившаяся злость на всё кругом. Оно никуда не делось, шевелится внутри, крутится, кишит.

Впрочем, это лирика. Завтра нужно сдать рукопись.

24.06.19

Что, если я убью толстуху? Вот она, стоит напротив, дышит. А у меня с собой нож. Сомневаюсь, что убить человека сложно, в плане логистики. Сложнее не попасться, и тут статистика не на моей стороне — убийства раскрываются часто. С другой стороны, то убийства, где у преступника есть мотив, где он связан с жертвой и преследует некую цель. У меня же явного, понятного мотива нет, кроме как избавиться от преследующего меня гложущего чувства. Думаю, если б я убил эту женщину, мне бы сразу полегчало.

Глупости, какие же глупости.

25.06.19

Начал писать роман. Начал с конца, концовку я давно придумал: “Они стояли, глядя в пламенеющие небеса. Ковальков положил руку на плечо Герману. “Спасибо”, — означал этот обрывистый жест. Герман улыбнулся: себе, горящей огнем революции России, и другу”.

Собственно, больше я ничего и не написал. Сложно, сложно написать великий русский роман, уж не знаю, как у всяких Толстых да Достоевских это получалось. Я думал, что сяду, и будет выходить мудрость великая, а выходит говно.

Жена забрала ребенка, Светочку, и уехала вон из Москвы, чтобы меня не видеть. Не, пил я тогда страшно, конечно, все она правильно сделала. Только вот оставила она меня ни с чем — в душевном плане. И пожалуйста — здравия желаю, товарищ сержант Ковальков. В запое я мечтал о том, что напишу его, великий русский роман. И Лёшка мне это твердил (может быть, Лёшка плохой друг?). А как жены не стало, как пришлось самому зарабатывать — так и появился мой сержант.

Толстуха снова пришла.

26.06.19

Плохое настроение, поэтому сегодня пью вино. Жара стоит на Московских улицах, а в лесу полегче — прикрывают широкие кроны. Так и кишит жизнь вокруг, все эти насекомые, птицы, а я пью, из горла прямо, красное, и никак не могу избавиться от чувства.

Я не знаю, что это. Смесь из следующих компонентов: депрессия, безразличие, ненависть, тревожность, скука, печаль, злость, апатия, грусть, отчаяние, беспокойство, стресс, одиночество, раздражительность, страх, зависть, сожаление, отвращение, презрение.

Вот такой коктейль, ни отнять, ни прибавить. Радует только, что я не пустой.

Толстуха снова пришла.

27.06.19

Толстуха снова пришла. Третий день мысль об убийстве меня не покидает. Авось полегчает?

Звонили из издательства. Хотят, чтобы я начинал работу над новой книгой. Здравия желаю, товарищ сержант Ковальков.

Ах да, я же продвинулся в своем романе. Написал небольшой отрывок в середине, вот он:

“Сначала мой народ, как пыль, замели в совок, а потом вытряхнули в помойку девяностых”.

Господи. Как же тошно.

28.06.19

Толстуха снова пришла. По обыкновению своему стоит и смотрит. Станет ли мне легче, удастся ли разбавить коктейль? Узнать можно только одним способом. Сейчас.

Готово. Вот как это было: я подошел, поздоровался. Представился. Её звали Настя. Конечно, как же еще. Она выдавила из жирного лица подобие улыбки, а я достал нож и проткнул горло. Вместо крика у Насти получились булькания. Она повалилась, и я нанес еще несколько ударов в область груди.

Сейчас иду по дорожке, мимо пробежал спортивный мужик с мопсом. Мопсы смешные, потому что хрюкают.

29.06.19

Сегодня сижу в другом месте, не на своей привычной березке, а в противоположном конце леса.

У меня появилась забавная идея: опубликовать свой дневник. Интересно, сколько из прочитавших о моем вчерашнем убийстве полезут в интернет проверять информацию? Дата есть, место тоже. К тому времени, как я опубликую эту запись пройдет несколько дней, труп обнаружат, возбудят уголовное дело.

В общем, мне надо начинать новый роман о Ковалькове. Думаю, использую идею о странном артефакте и путешествии по мирам.

30.06.19

— Вам не кажется, что убийство — это слишком?

— Нет, Юра, не кажется. Жизнь Насти была совершенно никчемной, пустой. Поверь, я избавил ее от страданий.

— Вы считаете, что обычная жизнь миллионов российских женщин — это страдание?

— Да. Они просто этого не осознают.

— А вы осознаете?

— Товарищ сержант, вы же читали мой роман. Как вы думаете, я знаю что-нибудь о страданиях русского народа?

— Справедливо. Блиц!


01.07.19

Сегодня приезжал Лёшка. Он хороший поэт, поэтому с ним мы всегда напиваемся. Лёшка, я убил человека. Настю, в лесу лежит. Хочешь пойти посмотреть? "Не верю я тебе, Санечка. Не такой ты человек, чтоб человека убить".

Пили и пили. А какой я человек? Я злой вообще-то. "Ты? Злой? — и давай ржать, чуть стопку не уронил. — Ты если злой, то я вообще демон. Его улыбка, блядский взгляд, и охуительные речи вливали в душу сладкий яд. Невероятною хуиной он провиденье разъебал; он звал прекрасное хуйнёю; он вдохновением блевал; не верил он любви, свободе; на жизнь насмешливо пердел — и ничего. Это про меня вообще-то". Лёшка, Пушкина хоть не трожь. Ну великий же человек, не трожь. "А ты, Санечка, хоть и друг мне, но мы ж с тобой оба понимаем…". Я убил, правда! Горло проткнул, а потом в грудь — на! на! на! "Ты лучше налей еще и расскажи, как там твой роман продвигается?" Продвигается. "Покажи". Рано еще. Потом, Лёшка. "Понятно. Сожрет тебя твой Ковальков, ой сожрет."

02.07.19

Ковальков почуял засаду поздно — когда над головой уже просвистели две эльфийские стрелы. Повезло, что лучник оказался не ахти какой, и сержант в пару широких мужицких прыжков оказался подле неудачливого убийцы. К удивлению Ковалькова, снайпером-неумехой оказался не эльф, а всего лишь мартын — так сержант про себя называл низкорослую расу волосатых лесных жителей — их истинное название на эльфийском запомнить никак не удавалось: то ли Соосии'Сцуукко, то ли… в любом случае нечто неприличное.

Подобрав вяло вырывающегося мартына за шкирку, точно блохастого кота, Ковальков грозно спросил:

— Это где ж ты, волосатик, такие стрелы раздобыть умудрился?

До смерти перепуганный мартын трясся, лепетал что-то на своем лесном наречии. Ковальков решил сжалиться над существом, поставил на землю.

— Так, а теперь говори, только на Всеобщем! Я по-вашински не кумекаю.

Мартын закивал, жалостливо посмотрел на сержанта.

— Все скажу, скажу, только не убивай, великан! Я ведь никчемный, никому не нужный, жалкая бесполезная тварь.

— Ладно-ладно. Стрелы где взял? В этом лесу не должно быть эльфов.

— Я мечтал, всю жизнь мечтал о великих свершениях. А теперь что? От меня вон, жена ушла, с ребенком. Я ведь не молод уже, по вашим, великанским, годам, мне уже под сорок. У нас в стране мужчины умирают рано, рак в шестьдесят пять, а то и раньше….

— Я тебя сейчас снова за шкирку оттаскаю, если не соберешься и не скажешь, где взял стрелы!

— А прожил жизнь будто в пустую. Я ведь на себя злился, а не на Настю. Я ношусь со своей книгой, а получается дерьмо. Говно выходит, понимаешь, сержант?

— Вот же ж бесполезная мартышка...

— И тыкаюсь, и стараюсь, а ничего, понимаешь, ничего нет внутри. Великий русский роман нужно выстрадать. Дышать нужно этим народом, понимаешь, Ковальков, дышать! Пропускать его страдания через себя, душу всю вынуть да заменить душой русского народа. А я пустой. Мне и вынимать нечего.

Поняв, что от мартына толку мало, Ковальков поднял его за шкирку и молодецким пинком отправил в заросли крапивы.

03.07.19

Придя на старое место, я с ужасом обнаружил, что труп исчез. Нашли!

На секунду меня сковал ужас, вся будущая жизнь в колонии-поселении пролетела перед мысленным взором, но я все же взял себя в руки. В конце концов, как они на меня выйдут? Улик я не оставил. И всё же…

Впрочем, тюрьма может пойти мне на пользу. Сколько великих писателей побывали за решеткой или в ссылке? Может быть, тюрьма заполняет пустоту внутри душой русского народа. "Не смешно, Сашка".

Глупости, какие же глупости. Нет, меня не найдут, я уверен.

04.07.19

Сегодня я получил письмо.

“Александр Семёнович, здравствуйте. Меня зовут Анастасия, мне двадцать один, и я из Перми. Я хотела сказать вам большое спасибо за ваш труд, вы очень помогли мне. Дело в том, что год назад у меня умер отец. Для нас с мамой это стало ужасным ударом, у меня начались депрессии, я даже учебу бросила, взяла академ. Рыдала днями и ночами, потеряла вес… Вы не представляете, как плохо мне было.

Как-то мы с мамой разбирали вещи отца, и среди прочего были ваши книги про сержанта Ковалькова, в цветных обложках такие, штук десять наверное. Отец их любил, я видела, как он зачитывался. А я всегда считала их дурацким дешевым фентези, простите:) Но в тот момент я взяла самую первую книжку, “Наш человек! Мир меча и магии”, начала читать и… В общем, отец у меня тоже военный был, а еще такой же забавный, как ваш сержант, очень у них похожее чувство юмора и даже некоторые словечки прям. Я прочитала все книги о сержанте Ковалькове, и знаете, это помогло мне пережить боль. Я не только увидела частичку его в вашем сержанте, но и отдала честь увлечению отца, до которого мне раньше дела не было. Закончив последнюю книгу, я смогла, мне кажется, отпустить наконец эту боль, вернулась на учебу. Сейчас я с уверенностью могу сказать: у меня все хорошо. Поэтому спасибо вам, Александр Семенович, огромное. Ваши книги помогли мне в сложный период моей жизни, я справилась благодаря вам.

С уважением,
Анастасия"

Прочитав, я едва не расхохотался. До чего глупы люди, до чего пусты, что могут заполнить душевный вакуум моими дурацкими, безвкусными романами! Мне отвратительно читать это письмо, оно полно всего, за что я себя ненавижу.

05.07.19

Выбеленное солнцем небо. Это я сам придумал или где-то прочитал? В любом случае, звучит пошло.

Пришла пора признаться читателю: я никого не убивал. Не было никакой Насти. Ты справедливо спросишь: а что еще он выдумал? Какие еще события, персонажи — вымысел заигравшегося автора?

Я думаю, что вопрос этот бессмысленный. Для тебя, мой читатель, все описанное выше — вымысел. И Лёшка, и Настя, и Герман, и Ковальков, и Юрий Дудь. И я сам не более реальный, чем все эти персонажи моих дневников. Так не плевать ли тебе, что из описанного выдумка, а что нет? Как повлияет это на твое восприятие текста? Если убийство я выдумал, а пьяные вечера с другом-поэтом — нет, что это говорит обо мне? Ты, читатель, ведь все равно знаешь, что я не настоящий человек, я существую краткий миг на этих страницах, питая твои мысли и эмоции, а потом сворачиваюсь калачиком в отдаленном уголке твоей памяти. Я никогда не стану для тебя человеком.

Единственным доказательством реальности описанного я могу предъявить только его, описанного, бессмысленность.

06.07.19

Господи, как же тошно. Признание не облегчает душу. Я хотел всего лишь стать интересным персонажем, и даже это у меня вышло не слишком хорошо. А Ковальков продирался сквозь чащу, осторожно ступая по шуршащему подлеску, когда вдруг Герман произнес у него прямо над ухом: "Сначала мой народ, как пыль, замели в совок, а потом вытряхнули в помойку девяностых. Блиц!"

Настя, Настя! Ты была моей лучшей выдумкой, после самого себя, конечно.

07.07.19

Воскресенье. Чистое и покойное под выбеленным солнцем небом. Лес шуршит, шепчет ветром и голосами пикникующих.  Я решил закончить свой дневник здесь, лучшего времени не представится, чем в воскресенье (поругай меня, искушенный читатель, за вычурный символизм), под выбеленным солнцем небом, на моей березке. Если тебе, читатель, нужно вынести из прочитанного урок, то вот, держи, я не стану ничего зарывать: не читайте плохие книги, не пейте много, не убивайте людей, не принимайте наркотики, верьте в себя, оставайтесь самими собой, у вас все обязательно получится, просто посылайте вселенной свои позитивные эмоции, и она обязательно откликнется. Такой вот нехитрый посыл, достойный великого русского романа. В лес я больше не вернусь.