Триумф

Из перерезанного горла идет кровь. Но пройдет немного времени и рана затянется. Как будто и не было пореза. Лишь кровавые следы  будут тому воспоминанием. Кровь пачкает мраморный пол. Свежая кровь поверх, той, что давно засохла. Темная венозная, яркая артериальная, прекрасный контраст достойный кисти самого искушенного художника. Я бог. Я вырву свое сердце и принесу его в жертву себе же. Я съем свое сердце сырым и до того как будет проглочен последний кусок, новое уже будет стучать в моей груди. Я бог. И даже ритуальное сожжение не поможет. Я горю, но не сгораю. И могу гореть вечно. Пока песок не начнет стекленеть от моих стоп. Я так же могу себя ритуально взорвать. Тоже сожжение, только в разы сильнее. На военных складах еще осталось исправное оружие. Я взорвала себя протонной пушкой. От меня должна была остаться одна лишь пыль, но по итогу с меня сорвало одежду с кожей и прежде, чем я встала, та уже начала восстанавливаться. Я – Ника. Олицетворение победы над смертью. Но… Как же я хочу умереть! Дайте мне умереть! Пожалуйста! Молю!...
В этот раз я порезала себе горло случайно. Точила карандаш, а порезала горло. Кровь заляпала полупустую страницу дневника. Разобрать, что там написано уже не выйдет. Но писала что-то там про бога. Бред какой-то. Давно известно, все боги мертвы. И когда я начала это писать? Ладно…  Бумаги мало, а я её кровью пачкаю. Пойду лучше подышу свежим воздухом. Может, протрезвею, но я столько выпила, что быть мне пьяной еще неделю. Или год. Лучше конечно год, но кого я обманываю? Выпитый центнер спирта выветрится из меня уже к вечеру. Спускаться вниз по запутанным полуразрушенным коридорам дворца лень. Потому, я просто спрыгнула с балкона своей высокой башни. Я как принцесса живу в башне. Жаль, что все принцы давно мертвы и спасать меня не кому. Летела я не долго, секунды три. Посадочка вышла, что надо – спиной на острые камни. Один из них похожий на сталагмит проткнул меня насквозь и выбил ребра. Зрелище неинтересное, но еще завораживает. Кремово-белые кости напоминают белый дворцовый мрамор. Он такого же цвета. И так же пол заляпан моей кровью. Любуясь своими костями по привычке, я подумала, что неплохо бы сейчас умереть. Хрипя, жадно хватать воздух, дергаться в судорогах!.. Но нет. Ребра медленно втягиваются  обратно в тело. Я даже боли не чувствую. Так легкая щекотка… Ребрам мешает камень. Но они его раскрошат. Эту битву выиграю я. Даже металл моим ребрам не помеха – проверяла.  Пройдет немного времени и буду как новой. Опять… Это так удручает. Ох, лучше умереть. Хотя бы в страшных муках. Кровь хлещет из ран, окрашивает песок. Я зачерпываю слегка мокрый песок и струйкой пускаю вниз. Красный, серый, желтый песок… И снова красный, такой красивенький. Лучше, чем смотреть на свои же внутренности. Да, и делать особо не чего. Я бы потанцевала, но моя берцовая кость смотрит на меня с укоризной. Потом значит. Сейчас посыплю песок. Вблизи он такой красивый. Если конечно это не чей-то прах. Я зачерпнула еще одну горсть и снова струйкой выпустила из рук. И так снова и снова. Песок сыпется как время сквозь пальцы. Или правильнее сказать наоборот. Время сыпется как песок сквозь пальцы. Кто-то любил говорить эту фразу. Песок сыпется как в… А вспомнила. Как в отцовских песочных часах.  Отец, отец… С ним было связано, что-то связанное, что-то важно. Вроде из-за него я осталась одна. Хе-хе. Впервые я вспомнила отца за столь долгое время. Но, я, пожалуй, посплю…
Я проснулась от крика. Крика восторга и ужаса. Проснулась на чистую, свежую голову. Вся хмель ушла. Но важно не это. Я вспомнила своего отца. Вспомнила неожиданно. Воспоминания всегда приходят неожиданно, как наваждение приходят внезапно. Катализатором для них может быть все, что угодно. От старой почерневшей фрески, до столовых поржавевших приборов. Бог я или нет, но божественной памятью я обделена. Приходится записывать, но и этот способ ненадежен. Время стирает все. Бумага тлеет, дерево гниет, и даже нацарапанные на камне записи со временем стираются, а почти вся электроника вышла из строя. На всю планету остался всего два компьютера. Одному недолго осталось, а другой я держу в глубокой консервации... А собственная память крайне ненадёжна. От тысячи, может даже миллионов, лет одиночества отупеваешь. Один похожий на другой день вытесняет всякие воспоминания. Безразличие сжимает в тиски, а из всех развлечений остаются только безграничные запасы технического спирта, которые я спускаю с ржавых космических кораблей. Одной кружки хватит, чтобы ослепнуть, но, а я чуть-чуть пьянею. А иногда виной потери памяти я. Так, я однажды сожгла cвои записи вместе с отцовской библиотекой. Отец страшно гордился ею и так, я хотела отомстить. Сделала только хуже себе, потеряв бесценные записи моего народа. Но, когда мне удается что-то вспомнить из далеко ушедших дней, я как будто оживаю. Безразличие и тоска на время отступают. Любое воспоминание, даже самое призрачное надо записать. Тем более такое важное. Я встала. Покрошенный камень лежит рядом, а все раны зажили.  Пока я спала солнце уже начало садиться. А прыгала, то я утром…  Или в обед. Не помню. Надо бежать домой. Оставаться Ночью снаружи невыносимая пытка. Ночь единственное, что я боюсь. Ночью не дует ветер, не сыпется песок. Ночью планету окутывает тишина. Настолько тихо, что она разрывает барабанные перепонки. Очень часто, я  не выдерживала и вырезала себе уши, втыкала спицы в уши, лишь бы не слышать эту вязкую тишину… Но хуже всего Ночью видно её – пустоту. Она висит непроглядной бездной над головой, прячется во мраке и улыбается мне своими черными зубами. Я знаю, что там, в небе ничего нет. Все звезды погасли, все планеты обратились в пыль. Но все равно ощущаю, чье-то присутствие. Кто-то смотрит, наблюдает. Пристально без остановки. Лишь свет умирающей звезды спасает меня. Страшно подумать, что будет, когда она погаснет. Как-то раз я попыталась покинуть планету, то буквально ощутила, что нахожусь в чем-то живом. И что это живое меня лапает с ног до головы, как мерзкий пьянчуга. Но я знаю, что там ничего нет! Как ничего может быть живым!? Или там, что-то большее… Это сводит с ума, даже если просто подумать о том, что скрывается во тьме. Больше покинуть планету я не пыталась… Я встала с красного песка, пропитанного своей кровью, и побежала домой. В мыслях ругая себя, что прыгнула слишком далеко. Забираться по песчаным барханам малоприятное удовольствие. Ноги все время скользят, песок засасывает, не желает отпускать. Стоит один раз упасть и весь подъем придется начинать сначала. Но даже когда бархан преодолен, следует полуразрушенный дворцовый комплекс. Многие коридоры обрушились, а лифтов и то, давно нет. Подъем утомительный. Но, к сожалению, это единственное уцелевшее здание. Еще одно убежище, есть в «Гордости» – космическом линкоре – но, туда я перейду, когда рухнет дворец. Да и жить тут я привыкла. Все-таки это мой родной дом. В этих стенах я родилась и сделала первый вздох.
Первым делом, дома, я сняла затычку с цистерны. С неё льется спирт, наполняет сосуды и тот по трубкам возвращается обратно в цистерну. Спирт журчит, капает, создавая хоть какой-то звук. Это лучше чем сидеть в полной тишине и слышать как сердце гонит кровь по венам. После разожгла свечи, благо церемониальные свечи могут гореть веками. Единственный источник света среди непроглядной тьмы. Звезда уже почти, лишь небольшой оранжевый отблеск заката виден на темном горизонте. Проводив   свет взглядом, я закрыла исстеленной занавеской балкон. Без неё невозможно отделаться от ощущения, что за тобой наблюдают. Свечи, цистерна, занавески. Я делаю это каждый день, это мой ежедневный ритуал спасения от тьмы. Без него я чуть не сошла с ума. На столе где я писала за дневником, кровь уже засохла. Еще одна отметина на бордово-красном столе, что впитал не один литр моей крови. Но за стол не так обидно, как за дневник. Бумаги осталось действительно мало, а тут сразу несколько страниц пропитала. Я постоянно прячу от себя же ценные вещи, когда пью, но почти всегда их нахожу. И сама же их порчу, иногда специально. Вред для культуры своего народа я принесла больше, чем былые войны вместе взятые. Вот в свете свечей блестит еще одна реликвия – древний ритуальный нож. Не знаю, из какого материала он сделан, но за все время он ни разу не затупился. Даже вездесущая ржавчина его не взяла. Правда досталось рукоятке, она износилась, но все еще держится. Раньше этот нож был священная реликвия. Только раз в год и только жрецам во время какого-то священного праздника разрешалось брать в руки этот нож. Они приносили им жертву богам. Вырезали сердца из груди и, держа еще бьющейся сердца в руки, сжигали на алтаре. За одну церемонию могли убить больше сотни людей. Как назывался ритуал или как назывался праздник, я забыла. Помню лишь сам процесс. А теперь я этим ножом карандаши точу. Просто, потому, что другие ножи, даже из обсидиана давно затупились. Карандаш, кстати, все-таки заточила. Но прежде чем сесть и писать, я сажусь на колени. Надо сосредоточиться на воспоминание. Для этого неплохо помогает медитации. Вздох за выдохом, я успокаиваюсь. А когда закрою глаза, начну погружаться в свою память. Не всегда, получается, достичь полной концентрации, хоть я и научилась выходить из своего тела в астральные путешествия. Погружаясь в себя без маяка в виде воспоминаний, видишь одну только тьму. Сейчас маяк есть. Важный маяк. День, когда судьба целой вселенной была решена. День, когда нашли способ победить смерть. Для меня очень важно ухватиться за это воспоминание, вспомнить, и никогда не забыть. Я закрываю глаза.
Посреди тьмы сияют песочные часы. И чем больше я к ним погружаюсь, тем больше тьма принимает черты моего отца. Его лицо скрыто черным туманом, но видно, что он грустит перед песочными часами. Это единственный раз, когда я видела его грустным. Песок сыпется из одного сосуда в другой в огромных песочных часах. Отец вздыхает. Ими он отмерял время до своей смерти. Он был смертельно болен. Последняя война, что поставила решающую точку в его завоеваниях, сильно подкосила его здоровья. Он умирал, но не хотел умирать. Воин с рождения, он жаждал смерти в бою. Но где найти врагов, когда они все повержены, а вся вселенная стоит перед ним на коленях? Создавать их себе искусственно отец не желал. Потому, он объявил войну самой смерти.… Лицо отца я не помню. Но знаю, что черты его лица суровые и властные, а сам он был настоящим гигантом. Он был мудрым, умным, самим совершенством… Я всегда его боялась, боялась его тяжелого взгляда, даже несмотря на то, что ко мне он относился хорошо. Он заботился обо мне, но в тоже время растил во мне правителя – все свое девство я провела в изнуряющих тренировках. Он готов преподнести мне целую вселенную и кажется, я была единственным существом, кого он любил. Но любил он холодно и отстранённо. Подарки я получала через поданных, а во время наших коротких разговоров, он спрашивал только о моих успехах в учебе. Но свой последний дар, он преподнёс мне лично... Тьма принимает черты. Черты отцовской библиотеки.  Перед тем страшным днем, он постоянно сидел в библиотеке, изучая древние манускрипты. В тот день он был особенно задумчивым и грустным. Я снова там. Снова переживаю, тот день. Он зовет меня к себе и задает странный вопрос:
- Дитя мое, ты любишь меня?
- …
На, что он горько усмехнулся. Я не знала, что ему ответить в тот момент. Но его лицо было настолько печальным, что впервые за всю свою жизнь я забеспокоилась о нем. Между нами повисло тяжелое молчание. Я уже начала искать предлог, чтобы уйти отсюда, но боялась рассердить отца. Это продолжалось довольно долго. Песок медленно сыпется из одного сосуда в другой. Отец тяжело дышит, пристально смотрит на меня. Молчание затянулось, а мне все больше хотелось провалиться сквозь землю.
- Ты хочешь покинуть меня?
Отец внезапно прервал молчание. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба в полной тишине.
- Нет. Я…
- Не надо лжи. Я все понимаю. Ты всю жизнь живешь в страхе. Боишься моего имени. Вздрагиваешь от стука моих шагов.
И он снова замолчал. Я склонила голову, ожидая чего угодно.
- Но не надо бояться, дитя моё. Ты можешь не верить моим словам, но знай. Я всегда любил тебя.
- Я тебя тоже отец.
Я посмотрела ему в глаза. Своим взглядом он смотрел прямо в душу. Перед его взором невозможно лгать.
- Я знаю, дитя моё. Но сегодня я позвал тебя, чтобы попросить тебя…
Он снова вздохнул. Великий воин, правитель могущественной империи, умирает от обычной болезни. Осознание этого душило его гордость, но будучи благоразумным и мудрым, он понимал, что это неотвратимо.
- Я умираю.
Невозможно поверить его словам, невозможно поверить, что король всей вселенной умрет, но… отец никогда не лжет.
- Но прежде чем умереть, я хочу дать бой. Последний великий бой самой смерти. Но я боюсь, что неотвратимость смерти настигнет меня раньше, чем я завершу начатое. Времени у меня… осталось немного.
Я невольно посмотрела на часы. В верхнем сосуде песка осталось совсем мало…
- Посему, я прошу тебя, дитя моё… Аэлита.
Я вздрогнула. Отец впервые назвал меня по имени. Он снова вздохнул, как бы собираясь с силами.. Из его глаз ушла грусть. Вернулся стальной властный оттенок.
- Я оставлю тебе в наследство целую Вселенную. Позаботься о детях моих. Но… Я прошу тебя, Аэлита. Закончи начатое мной дело. Победи саму смерть!

Река воспоминаний несёт меня дальше. Уже невозможно вырваться из его потока. Я снова переживаю своё прошлое, давно ушедшие дни.  И пусть многое сокрыто туманом времени: лица, места, названия. Я все равно рада. Но в тоже время боюсь и хочу прервать свою медитацию. Я начала понимать, куда меня несёт. К тому страшному дню моей истории, который снился мне в долгих беспокойных кошмарах. Меня несёт ко дню ритуалу и дням гибели Вселенной. Я снова переживаю её конец…
 В те времена Великая Империя моего отца завоевала и покорила все населенные системы во Вселенной. Никто не смог совладать с её мощью, никто не смог сопротивляться могучей воли моего отца. Он жаждал завершить великие завоевания своих предков, потому развязывал войну за войной. Великие завоевания закончились триумфом победы, а придворные оракулы уже пророчили империи отца века процветания и неги. Но все это не радовало моего отца. Он хотел умереть как воин в бою или от ран встречая рассвет благодарной Вселенной, но вместо этого его убивала обычная болезнь. Серая чума, которой болели в основном простолюдины. В походах он запустил болезнь, и она дошла до терминальной стадии, когда вылечить её невозможно.  Не желая умереть от простой болезни, он днями напролёт проводил в библиотеке. Он искал ответ на вопрос: как победить смерть? И он нашёл ответ. Но, к сожалению, за день до Ритуала, который бы сделал его бессмертным, он умер во сне. Великий воин, покоривший все небо над головой умер во сне… Но его дочь должна была закончить начатое отцом дело. Победить саму смерть.
В тот день на планете шёл дождь. То ли природа скорбела о великой утрате моего народа, то ли знала к чему приведут действия смертных, желающих победить смерть. Под стать погоде, вся империя была в траурном саване. Люди грустили и не понимали, как это могло произойти. Грустила и я, но моё сердце было полно решимости исполнить клятву, данную мной отцу. Он всё просчитал. Он всё знает. Сегодня я одержу победу над смертью в его честь, и никто больше никогда умрёт. Я приму отцовское наследие. И раздам его всему миру... Если бы знала, к чему это приведёт, я бы покончила с собой ещё прямо на церемониальной площадке. Но прошлое изменить нельзя и вхожу в жертвенную, больше похожую на амфитеатр. На самом деле это один большой молекулярный генератор, подключенный к жертвенному столу. Я шла к этому столу и жутко нервничала, хотя и не подавала виду. Наверное, в тот момент я была похожа на своего отца. С меня сняли одежды, я легла на церемониальный жертвенный стол. Главный Жрец читает манускрипт на давно забытом языке. С каждым, словом напряжение в воздухе нарастает. Все ярче горят свечи. Мерно гудит  подключенный к столу молекулярный генератор. Жрецы активируют его и тысячи мелких иголок впиваются в мое тело. Сегодня наука и религия сплелись в сокрушительном союзе. Главный Жрец уже исходит на хрип. Блестит церемониальный нож. Другой жрец смотрит на меня с благоволением и страхом. Чуть дрожащей рукой он делает замах. В этот момент я захотела остановить ритуал. Но испугалась. Испугалась своего мертвого отца. Я не могу подвести его. Не могу. И потому, промолчала…. Лезвие на считанные доли секунды застывает в воздухе, прежде чем пронзить мою грудную клетку…
В тот момент я не ощутила боли. Напротив я ощутила умиротворение. И как, что-то с нарастающей скоростью заполняет моё тело. Все быстрее и быстрее, каждую клеточку. От этого мне становилось все лучше и лучше. Это было сродни эйфории, я была рада, буквально на седьмом небе от счастья. Мне было так хорошо, что не хотелось, чтобы это прекращалась. Но как оказалось, я пролежала на столе несколько дней… Первое, что я увидела, что моя грудь была цела, как будто и не было пореза. Я тогда закричала от радости. Всё хорошо. Я исполнила волю отца! К тому же скоро будет моя коронация. В тот момент я была счастлива. Ровно, как и жрецы, что не убили королевскую наследницу. Они рассказали, что моя смертельная рана затянулась и зажила за считанные часы. И это был моим триумфом. Я победила смерть. Но к концу дня поступили первые тревожные звоночки. Со всей обитаемых и не только планет сообщили, что в их атмосфере прокатились странные бури с синими молниями. Я была обеспокоена этим, но меня заверили, что ничего страшного не произошло. Вся в порядке. Не мог же быть мой отец просчитаться или о чём-то умолчать? В это никто не верил. Даже самые мудрые умы всей Империи отрицали это. Настолько был силён его культ. И под заверения самых авторитетных ученных я успокоилась, но худшее было только впереди… В день всеобщего праздника, в день моей коронации поступил сигнал бедствия об одной из планеты пограничья. Их родная звезда, начала стремительно затухать, а температура на планете падать. До меня это новость не дошла. Не хотели беспокоить. Но когда это начало охватывать всё планеты пограничья скрыть это от меня уже не вышло… Я тут же отправила лучшие умы на решение этой проблемы. Существовал способ вновь зажечь потухающие звезды, с помощью огромных протонных пушек, но отправленные корабли потерпели бедствия. На всех кораблях отказали всё приборы, их термоядерные реакторы потухли. И это стало началом конца…
С каждым днём сигналов бедствия становилось всё больше. Планеты, застигнутые этой бедой, медленно умирали. Их звёзды тухли, а планеты загибались в холоде. Вскоре поступило сообщение о первой планете, которая просто обратилась в пыль.… Планета была и вскоре развеялась посреди холодного пространства космоса. На пограничных планетах началась паника. Началась экстренная эвакуация, которая закончилась неудачей. Кораблей постигала одна и та же судьба. Их реакторы просто затухали, а люди замерзали насмерть. В отчаянии они разжигали костры прямо на борту, но они тут же затухали. Но космическая чума продвигалась всё дальше и дальше. И вскоре сигнал бедствия начали подавать более ближайшие планеты. По космосу начала маршировать смерть. Я бросила все силы на решение этой трагедии. В Империи начались волнения, поползли слухи. Начиналась смута. В системах, что ближе всех к умирающим планетам, с ужасом следили за своими звездами. Там росла паника. На время её удалось остановить, но когда проскочила новость, что звезды начали остывать… Начался ад. Толпы беженцев ринулись вглубь империи. Представили всех рас в ужасе бежали от вселенской проказы. Но планеты были не готовы принять беженцев. Наспех организованные лагеря не выдержали наплыва и на планетах начались волнения. Беженцы требовали укрытия, местные не хотели их принимать. Поступили сообщения о вооруженных тычках. Туда были отправлены войска. Но их не хватало на все системы, потому на некоторых планетах воцарилась анархия. Империя все больше погружалась в смуту…
Тем временем планеты погибали одной за другой. Я же была в ярости, была в смятение. Никто не мог предложить ничего дельного. Только выяснили, что сила, держащая молекулы вместе стремительно затухает на пораженных планетах. Разрушается сама молекулярная связь, энергия уходит в никуда и потому гаснут звёзды и обращаются в молекулярную пыль планеты. Решение этой проблемы не было найдено и единственное, что оставалось это эвакуировать пораженные системы и посылать войска на планеты принимающих беженцев. Но долго так продолжаться не могло. Я буквально допрашивала ученых, жрецов, инженеров, но те лишь разводили руками. Лучшие умы оказались бессильны, пока один из самых старых учёных не высказал предположение, что, быть может, гибель планет связана со мной. И ритуал тому виной. Ведь всё началось после ритуала. Сказал, что мой отец ошибся... Прежде, чем его казнили, слух о ритуале успел пройти через народные массы. Волнения начались уже в центре Империи. Слова того учёного заставили сомневаться и меня. Не может же мой отец ошибаться!? Или он знал, что так будет?.. Но с каждой погибшей планетой червь сомнения всё больше грыз меня. Пока я сама не высказала предположение насчёт этого на очередном ученом совете. Тогда я и стала подопытной. Ученые определили, что мои молекулы воспроизводят себя же при гибели. Так отрезанная прядь волос отрастала за считанные минуты, а нанесённые порезы заживают. Пытались еще расшифровать манускрипт, который читали в день ритуала, но как его расшифровать знал, только мой отец. Но как это связать это с гибелью планет никто не знал. Тем временам планета за планетой стремительно гибли. Шаг за шагом неторопливо холодный космический ужас подбирался всё ближе к сердцу Империи. Уже на планетах беженцах начали появляться первые признаки космической чумы.  Но как будто этого было мало, покорённые народы  вспомнили былые обиды и подняли восстание. И грянул гром, прозвучал горн. Горн последней войны…
Это была война на уничтожение, война за выживание. Война со всеми и против всех. Восставшие народы не желали меня слушать, тем более все больше крепился слух, что это я во всем виновата. А культ личности моего отца втоптали в грязь. Мне пришлось отозвать войска с планет беженцев, оставляя несчастных во власти анархии, на подавление бунда. Сигнал о помощи звучал с каждой обитаемой планеты. Но как-либо помочь несчастным, я не могла.… Волнения уже вспыхнули и в столице Империи. Люди жаждали моей крови. Меня же охватило отчаяние. Все попытки остановить весь этот ад закончились неудачно. С каждым днём ситуация становилась всё хуже, а я ничего не могла с этим поделать. Морально меня добило покушение на меня. Бунтовщик расстрелял меня близи, буквально изрешетив лазером. Прежде чем его убили, я и мой убийца поняли – я бессмертна. И тогда я легла под нож в надежде, что все-таки ученые разгадают этот феномен. Меня резали, кромсали, пытаясь понять, в чем дело. Только, выдвинули теорию, что я могла поглотить во время ритуала энергию систем, но дальше теории дело не дошло. Пока учёные выдвигали теории, на небе становилось всё меньше и меньше звезд. А вскоре и флот бунтовщик навис над столицей. Тогда мне оставалось, только одно. Отдать приказ «огонь на поражение». Последний бой Империи бушевал три дня и ночи. Оборонные батареи планеты уничтожили весь флот, но и сама столица получила колоссальный урон. Но за флотом бунтовщиков, двигалась орда беженцев. И снова мои губы прошептали «огонь»… В тот день Империя, что строилась на протяжение тысячелетий окончательно рухнула. Её агония длилась несколько месяцев.
 Со мной еще оставались преданные мне люди, но от государства как такового осталось ничего. Люди, брошенные на произвол судьбы, медленно погибали на уже мертвых планетах. Космическая пустота сжирала всё. Остались лишь несколько десятков систем, да чёрные дыры, тоже постепенно затухавшие.  Выжившие учёные заметили, что эффект гибели начали замедляться. Промелькнула надежда, что ещё не все потерянно, но мне было уже всё равно. Днями напролёт, я лежала и ничего не делала, пока вокруг меня гибла сама жизнь. Апатия сковала меня. Всё мои попытки остановить это закончились ничем. Иногда я приходила в себя, но это было очень скоротечно. Люди на моей родной планете умирали от голода. Сады заносило песком, океаны высыхали. Сначала с этим пытались бороться, но быстро поняли, что это бесполезно. Безразличие и апатия окутала плотной плащаницей выживших людей. Один за другим они умирали, а последние звёзды гасли на ночном небе. Тогда я и стала замечать, что среди ночной мглы, что-то есть.  Пустое живое ничего… А выжившие бедные люди один за другим сходили с ума. Но к их счастью погибли они довольно быстро. Прошло ещё пару лет, и последний мой поданный умер у меня на руках. И я осталось одна…
Дни превращались в недели, недели в месяц, года, века… Планету всё больше заносило песком, гибла фауна и флора, разрушались дома. В конце концов, я пришла к тому, что имею… Я открыла глаза. И меня встречал рассвет последней умирающей звёзды. На столе вырезано слово «Аэлита». Мое имя, очень приятно обрести его вновь. В углу валяется пустая цистерна со спиртом. Мои руки сами потянулись к нему, когда я вышла из транса. Я столько вспомнила. И эти воспоминания раздавали меня. Отчаяние, боль, радость, счастье… Смешались в гремучем смеси и выжгли меня изнутри. Но все же хорошо, что я вспомнила самые темные страницы своей биографии. Они всё записаны в дневнике. В горячке я писала несколько дней. … Может недель. Время потеряло свою ценность.  Сейчас сидя на балконе, я любуюсь рассветом. Думаю о своем отце. Знал ли он, что все так будет? Хотел ли он остаться один на один вместе с умирающим солнцем? Или всё же он ошибся? Да и что за ритуал он подготовил? Где взял тот свиток? Вопросы, что повиснут без ответа в безмолвном вечном ожидании. Тем не менее, я не могу его винить или простить. Он мертв, как и всё вокруг, и этого не изменить… В наследство я получила погребальный пепел. Когда солнце поднялось над горизонтом, я подумала: почему эта звезда еще не погасла? Неужели кто-то в великой пустоте решил, так пошутить надо мной? Оставил звезду, планету и наблюдает за мной. Императрицей песка и пыли. Победительницей смерти.  Олицетворение триумфа и победы. Я никогда не умру, и вечность проведу на этой планете, а когда та обратиться в пыль, я растворюсь в вечной мгле. Я бог. Я – Ника. Я Аэлита. Я победитель… Но, прошу. Дайте мне умереть.