Зигги открывал свой клуб ровно в двадцать три ноль-ноль. У него было своё мнение на этот счёт: как только солнечный свет покидает даже трущобы и «неоновые реки» снова наполняются «водой» (так он говорил об улицах, залитых светом неоновых вывесок — и людей, которые появляются там ближе к ночи), у обывателей вдруг появляется надобность в его услугах.

Клуб Зигги был не очень-то и легален, но полиции редко бывает дело до происходящего в муравейниках вроде этого. У него в арсенале были вещи вроде лицензии на продажу алкоголя или справки из пожарного департамента о том, что помещение безопасно даже если в нём закурить сигарету — не подкопаешься. Для закусок, которые предоставлял Зигги, тоже была определённая бумажка — из санитарного надзора — и с этим всё было в порядке. По кухням не ползали тараканы, еда была свежая или хотя бы на грани свежести, поэтому ни у кого это не вызывало никаких вопросов.

Заурядный клуб. На любой урбанизированной площадке наберётся не меньше тысячи подобных. А в таком гигаполисе, каким бессловесно представлялась Неолунья, так и вовсе десятки тысяч.

К слову, города Лунья никогда не существовало — и для многих оставалось загадкой, почему новостройка сразу оказалась «нео-».

Виши зашёл в клуб, чтобы после работы пропустить стаканчик-другой дешёвого виски, явно разбавленного водой или спиртом для большего объёма, но по его деньгам это был верхний потолок фешенебельности алкоголя. Он и не жаловался, потому что даже такое пойло могло хорошенько дать по шарам. Другого в его одинокой жизни и не требовалось.

Он выглядел как типичный, но совсем не образцовый, офисный червяк. Клерк. Мятая однотонная рубашка из секонд-хенда, заправленная чуть ли не в трусы, чтобы выглядела поаккуратнее на его неказистом тельце, распахнутый пиджак строгого серого цвета, замызганные брюки и туфли. Галстук он, чтобы паршивый виски и духота общего зала не придушили раньше времени, предусмотрительно ослабил. Когда-то Виши носил рюкзак, потому что для себя считал его гораздо удобнее делового портфеля, но неприятный монолог:

— Ты ещё в школе учишься что ли? Может, в поход собрался? В корпорациях не принято носить рюкзаки. Ты бы ещё на него мордочку розового этого кота, — его куратор пальцами нарисовал под своим носом кошачьи усы, — «Hello Kitty» повесил. Завтра чтобы был как надо, понял?

«Hello Kitty», как понял Виши — это какой-то бренд из молодости этого деда. На следующий же день клерк пошёл в ближайший магазин и купил себе солидный портфель из кожзаменителя и теперь мог преспокойно им щеголять. В своей голове.

После очередного пятничного дня сотрудники часто шли одной кучкой в какой-нибудь средней руки бар и напивались так, что на следующий день не могли встать с кровати, поминая этот культовый «T.G.I.F.» проклятьями. Даже несмотря на то, что где-то в глубине души трепетали при одной мысли о том, что слово «бог» и какая-нибудь заковыристая матершина стояли на одной строке.

Этот парень коллектив упорно игнорировал и всегда шёл сюда, в клуб Зигги. И вовсе не для того, чтобы напиться.

О злачном заведении на улице Корытначка Виши узнал по сарафанному радио.

Как-то раз один из его коллег, завалившись на рабочее место в очередной раз в совершенно растрёпанном, неухоженном виде, с огромными синяками под глазами, вдруг положил на стол тогда ещё «прилизанного придурка с рюкзаком» самодельную визитку из куска мягкого картона. Он как-то странно ухмыльнулся, будто прямо сейчас пребывал в состоянии крайнего экстаза, чуть ли не забулькав горлом от счастья, добавил:

— Тебе пригодится.

И ушёл. Скрылся за перегородкой и через какое-то время не очень усердно забарабанил по клавиатуре. Забавный факт — этот человек был известен в первую очередь тем, что обожал мастурбацию на рабочем месте и не совсем этого стеснялся.

Поэтому брать от него визитки было как минимум противно. Как максимум — опасно, ведь стать чем-то подобным для корпоративного трутня было ну совсем недопустимо.

Коллеге Виши сильно урезали зарплату за подобные выходки, но тому, кажется, было абсолютно плевать. Он всё ещё работал и выглядел так, будто бы он король этой жизни, — а на всех остальных смотрел с нескрываемым снисхождением. Как пастырь на нерадивых учеников, которым ещё только предстоит открыть истину.

За окном лил сильный дождь. Такой сильный, что его было даже изнутри слышно так, как будто он лил прямо внутри помещения — и это с закрытыми окнами, опущенными жалюзи. Виши это настраивало на определённое настроение, ведь выпивка и пресные закуски были только началом вечерней программы.

Мужчина достал из кармана смятую пачку «Camel». Вынул сигаретку зубами, начиркал пару-другую искорок — и закурил. Он всегда понимал, что весь этот «табак» на вкус примерно одинаковый, но всегда брал какой-то околодорогой вариант. То «Camel», то «Marlboro». Иногда просто стоял возле офиса с пачкой так, словно демонстрировал каждому проходящему нацарапанный на ней бренд.

Да только всем было плевать.

Когда он начинал курить, то всегда невольно задумывался о своей жизни — и порой начинал плакать. В груди сжимался комок будто бы из мокрых листьев, которые он бы и рад выплюнуть — да никак не получается. Слёзы ему помогали хоть чем-то откашляться, выпустить пар, ненадолго растворить болезненные воспоминания.

Однажды Виши наткнулся на статью о любовной застенчивости и от внутренних переживаний так захворал, что взял на несколько дней отгул. Тогда ему ещё шли на уступки, ведь он не был таким… чудовищно-выглядевшим и чудовищно справлявшимся со своими обязанностями. Сейчас, конечно, вряд ли кто-то дал бы ему пару дней для того, чтобы поплакать в подушку из-за неудачных опытов с женщинами.

Ему тридцать. В его личностной характеристике вряд ли найдётся хоть один параметр, который дотягивал до уровня «на одну сотую выше среднего» или не имевший эпитета «типичный». Холост, разумеется, на детей даже не было намёка — потому что так никто и не забрал его невинность за треть средней человеческой жизни.

У него была одна девушка в подростковом возрасте, но до секса дело не дошло. Он её не привлекал. Она была не красавицей и определённые шероховатости в фигуре отпугивали потенциальных альфа-самцов, от которых внизу её живота извергались горячие пепельные бабочки и всё прилегающее к слову «возбуждение». Поэтому ей приходилось обращать внимание на подобных Виши, чтобы как-то тешить своё самолюбие и растить самооценку — иначе она бы просто покончила с собой из-за половой неуспешности ещё в пятнадцать. Иногда позволяла потрогать себя где-то выше шеи и даже поцеловать, чтобы очередной «ухажёр» (или «поклонник») не сорвался с крючка раньше времени.

Это был единичный опыт, которым одинокий клерк, типичный посетитель курсов пикапа, продолжал давить слёзы и сетовать на высшую несправедливость за то, что он уродился «средним».

Но сигарета закончилась, а вместе с ней закончились и несахарные думы о своих недостатках.

Виши резко подскочил с барного стула и, едва ли не рухнув от опьянения, резко упёрся ладонью в стойку. Он, видя свой мир слегка затуманенным, направился в смежную с общим залом комнату, прикрытую плотной тёмно-синей портьерой.

За ширмой оказался недлинный коридор, который уводил всё глубже и глубже в подвал. Всё здесь выглядело так, будто бы в деревенском хлеву или в средневековом сарае — но вскоре эта картинка поменялась.

Он остановился перед последней железной дверью, которая отделяла его от самого желаемого наслаждения в этот вечер. Виши закатал рукава, пальцы запустил в растрёпанные редкие волосы, кое-как их прилизывая, поправил свой пиджак. Клерк выглядел так самодовольно и нагло, что на его лице вот-вот — и загорится надпись «я король этой жизни».

Виши положил руку на ручку и несколько раз её подёргал. Заедала. Но раздражение от этого полностью покрывало то, что он увидел внутри…

Капсулы. Гладкие, со множеством деталей и странными маркировками. Они напоминали крупные яйца, из которых кто-то непременно должен вылупиться. Стояли вертикально, зловеще нависая над монотонным бетонным полом. С потолка что-то капало — и меж тремя конструкциями уже образовалась приличных размеров лужица. Для владельца, кажется, это не было большой проблемой, потому как кусты и деревья из толстенных и не очень проводов держались подальше от влаги — то висели где-то в воздухе, то были распиханы по углам.

В этом месте царил странный гул. Если войти сюда, будучи непосвященным в тайны клуба Зигги, буквально случайно занести не туда пиццу — то мало того, что вполне возможно остаться без чаевых, так ещё и получить свою дозу шока.

Но основные трубки, гигантские, сегментированные, напоминавшие жирное и толстое насекомое, тянулись от капсул к затянутому тьмой потолку. Они были полупрозрачными и очень грязными, такими, словно их купили за бесценок как брак — и залатали подручными средствами. Когда на капсулах проявляли себя несложные узоры, а подсоединенные массивы из компьютерных экранов верещали об окончании «времени посещения», то по трубкам текла какая-то светящаяся жидкость. И в такие моменты можно было увидеть это.

Это — гигантская личинка, удерживаемая на весу полукругами стальных рамок. Она то и дело покрывалась бело-бирюзовыми трещинками, когда в её скользкое, мокрое тельце затекало ещё больше этой странной жижи из капсул. Иногда её жирная складочная туша спускалась чуть ниже — и обращало странный отросток, напоминавший при должном уровне фантазии голову, на очередного клиента.

Центральная капсула открылась. Из неё вышел сильно похожий на Виши человек. Один из касты «типичных». Его лицо выражало абсолютное блаженство, такое, будто бы только что он посетил райские кущи — и пока ещё не сознал до конца, что попал назад в реальность. Полуприкрытые веки, оттянутая челюсть, по которой струилась крохотная слюнька, отрешённый взгляд наркомана со стажем.

Он отошёл в сторону и уступил место в ложе Виши. Тот не терял ни секунды и почти что бегом, словно ребёнок, который увидел на пороге дома огромную и красивую игрушку — и быстро запер себя за скорлупой «комнаты для удовольствий».

Почему эта штука называлась «комнатой для удовольствий»? Потому что внутри неё, спустя некоторые минуты болезненных ощущений и железного привкуса во рту, можно было сделать абсолютно что угодно — и не испытать за это последствий. Всё, что ты пожелаешь, всё, чего хватит твоей фантазии. Словно осознанные сновидения — но без трюков с ладонью и без длительной практики перед получением должного уровня наслаждений.

Всё, что испытывал человек внутри этого яйца, было подлинным — даже если в его жизни никогда не было подобного опыта. В этом было другое отличие этого места как от яви, так и от сна.

Желаешь ощутить себя внутри мира, наполненного сказочными созданиями, взмахнуть мечом, ведя за собой безликие войска на грандиозный штурм крепости? Пожалуйста.

Желаешь увидеться с давным-давно усопшими родственниками? С пропавшими и ушедшими близкими? Это твоё право, о котором никто не узнает.

Желаешь убивать, бесчинствовать, подвергать людей актам неоправданного насилия, пить их кровь и предоставлять место на кольях так, словно высаживая целый лес? Никто не ограничит тебя.

В конце концов, желаешь покататься на морском коньке за последние пять центов, которые выпадут за канализационную решётку? Никто не осудит тебя за это.

Но для Виши это было место, где он мог ощутить то, что доступно миллионам людей по всему земному шару.

Это был секс. Человеческое тепло. Проявления любви. Он мог беспрепятственно встречаться с здесь с женщиной, которая пятнадцать лет назад истязала его морально, крушила самым огромным тараном его мужество, мужское самолюбие. Она никогда не узнает о том, что прямо в эту минуту Виши, который когда-то давным-давно был для неё очередным, жертвуя себя непонятному чудовищу, жадно проникает внутрь её малопривлекательного тела и испытывает самое обыкновенное человечье счастье.

В его реальности всё было иначе. Здесь он был мужчиной, не тряпкой. Здесь он задавал свои правила и мог доминировать над ней так, как ему вздумается, а она не сможет просто уйти от него или попытаться отомстить. Мужчина видел перед собой лишь прекрасное лицо с самым рабским выражением, каким только могло нарисовать его скотское воображение, и открытой пастью, готовой принять его отросток.

Виши мог сколько угодно издеваться и бить, не рассчитывая силы удара, не боясь общественного осуждения, не боясь за то, что ему нужно идти на эту проклятую работу и делать вещи, которые были глубоко его натуре ненавистны.

Виши хотел остаться здесь навсегда.

Но цена удовольствия в размере тысячи долларов США и гигантские очереди позволяли сделать ему это лишь раз за долгое время.

В очередной раз оставив в прекрасном воображаемом мире её бездыханное тело, которое к следующему разу будет снова радо его видеть, он вышел из капсулы, машинально хватаясь за собачку на молнии ширинки. Застёгнута.

И, оставляя позади гул машин и довольно урчащую личинку, он отправился навстречу дождливой улице Корытначка в городе Неолунья.

Только сияющий лунный диск приглядывал за ним — и за его рассудком, всё ещё пульсировавшим от увиденного внутри «машины для удовольствий», пока в очередной раз штанины Виши обрызгала проезжавшая мимо машина.