Для романтиков "фантастичен" как раз таки мир буржуазных отношений, постольку поскольку неистинен, так как истину воплощает романтический идеал, который ему противоположен  Эта относительность реальности и фантазии, возможность их взаимопереворота  передана в новеллах Гофмана "Крошка Цахес"  и "Песочный человек" - и там, и здесь герои не могут определить, что более реально - фантазия или, собственно, реальность: студент считает, что сошел с ума, но в конечном итоге то, что он считал фантазией, правдой и оказывается. Во втором случае читатель так и остается в непонимании, правда происходящее или видение.  Многократным переворотом того и другого романтики показывают относительность этих категорий вообще.
        Присутствие тайны было способом возвысить обычное до Фантастического - если какая-то обычная вещь или явление изображена, как таинственная, то она выпадает из круга обыденных вещей и явлений. Это способ усмотреть в ней нечто новое и переоткрыть ее заново, через "инстанцию" тайны реальность и фантастическое связываются между собой - под взглядом Натаниеля обычный продавец подзорных труб становится существом фантастическим, в нем видится тайна.  По мнению Ц. Тодорова, адекватно фантастическое может восприниматься, только представая как тайна, вопрос - его слишком явное выражение не заставило бы читателя задуматься об иррациональности мира и рассмотреть действительную вероятность произошедших в произведении событий. Смысл фантастического именно в том, чтобы оно не было воспринято, как что-то однозначно нереальное, а находилось как бы на границе между тем и этим миром (Новалис говорил, что предмет должен изображаться так, чтобы в нем сочетались черты одновременно таинственного и знакомого).  И когда читатель видит проявления фантастического, он задумывается о возможной иррациональной природе мира в целом, его загадочности. Читатель может полноценно воспринять фантастическое, только если оно представлено, как тайна.

        . Хорошее произведение должно быть фантастичным (так как, по мнению романтиков, любое творчество восходит к сказке, и сказка - это прообраз любого творчества), но восприниматься, как реальное - в этом смысл смешения фантазии и реальности, которое обуславливает наделение "фантастического" статусом категории - так как фантастична и буржуазная реальность, и сказочный мир, то этот переход может быть реализован наиболее гладко.  Потому что не неся в себе никаких реальных проблем, литературная сказка была бы всего лишь пустой выдумкой и не вызвала бы у читателя никаких глубоких переживаний, соответственно, не став для него реальной, потому что он никак не смог бы соотнести написанное с его собственным бытом. Сказка должна быть связана с реальностью через "инстанцию" правды, то есть правдивости изображенных в ней проблем, именно так она может быть воспринята, как что-то реальное и вызвать отклик в душе читателя. Условно можно сказать, что реальность фантастична в дурном смысле, сказка - в хорошем. Дурная фантастичность "реального" мира состоит в том, что в нем вещи довлеют над человеком Для романтиков нет реальности и фантазии, как таковой, потому что более или менее сомнительно для них всё вообще, так как они были субъективными идеалистами, их взгляды восходили к Фихте, который предполагал, что внешний мир полагается самим человеком, как противоположность ему
В обоих случаях действие фантастического зиждется на одних основаниях - оно сглаживает границу между тем и этим и миром: в первом случае - заставляя читателя задуматься о том, что, может быть, природа того мира, который он считает несказочным, иррациональна, во втором - наделяя и обыденный, и сказочный мир равной долей фантастичности в рамках литературного произведения.
       В этом частном моменте проявляется общая диалектичность взглядов романтиков - если мир вообще таинственен, то обыденного в нем нет, потому что тайна и обыденное поднимает до уровня фантастического, они "сообщаются" через инстанцию тайны. Она же проявляется и во мнении романтиков о том, что фантастично как раз то, что является, вроде как, эталоном нефантастики - буржуазные отношения. В обоих случая снимается противоположность того и другого. "Фантастичность" чего-либо - это вопрос, скорее, точки зрения, а не что-то, присущее или не присущее ему (в своих сатирических рассказах Эдгар По смотрит на американскую реальность с неожиданной стороны, и фантастичной и нелепой начинает выглядеть уже она, в "Золотом горшке" Гофмана фантастический и реальный миры переплетаются до неразличия, даже в предметах обыденных, казалось бы, - например, дверной ручке, проявляются фантастические элементы. Гофман считает, что и обыденная реальность, если глубже к ней присмотреться, окажется сказочной.  Приданием фантастическому значения категории некоторые романтики отказываются от метафизических, предопределенных границ между фантастическим и реальным и показывают, что эти две категории взаимопроникающи, - у Новалиса было понятие "романтизации мира", которое включало соединение реального и идеального.