В комнате темно и сыро, единственный источник света – старый моргающий тридео-приемник. Но тому, кто находится внутри, свет не нужен.
Массивный человек сидит на диване, перед ним на столе разложен разобранный автомат. Детали лежат ровно, как по линейке. С тихим шелестом и подвываниями серводвигателей человек подхватывает автомат и уверенным движением вставляет газовую трубку на место.
	У меня нет глаз. Они стекли по щекам вперемешку с кровью где-то в Западной Африке.
	Когда-то у меня было будущее. Отец работал в частной охранной компании, он был честным и доблестным офицером. Мы жили в маленьком частном домике среди хозяйств его сослуживцев.
	Тихая и пасторальная картина. В Шестом мире такое долго не продолжается.
	Однажды фирма отца прогорела и LoneStar выкупила всю землю и всех людей. Нас вышвыривали из домов вместе с личными вещами. Нескольких человек построили и увели в неизвестном направлении, среди них был мой отец. Я никогда больше его не видел.
	Эту операцию проводил капитан Патрик Глосс. Я запомнил его имя, оно врезалось в память, как его силуэт на лужайке нашего дома. Говорили, что у него была вендетта с моим отцом и некоторыми его коллегами, а люди иногда пропадают во время выселения. Просто бизнес с привкусом крови. Ничего личного.
	Затвор легко укладывается в затворную раму, проворачивается и движется вперед. Затем рама вкладывается в ствольную коробку с тихим щелчком. По ТриДео какая-то гадина советует смотреть на мир веселее вместе с Боско. Где-то в глубине комнаты размеренно капает вода, за окном слышны звуки сирены, чьи-то крики и выстрелы.
	Страшнее всего терять конечность в первый раз. Ты смотришь на то, что было твоей частью, а сейчас лежит отдельно на песке и истекает кровью. А в голове пустота. Этот факт просто невозможно осознать сразу. Медик уже подхватывает тебя, ставит жгут и останавливает кровь, а ты все не можешь понять и принять то, что стал инвалидом.
	Или нет. Мы же в Шестом мире, верно?
	Мать недолго протянула на съемной квартире. На ее лечение ушли почти все сбереженные деньги. Впрочем, нам сильно помогал друг отца, Борис. На ее похоронах он подошел ко мне, хлопнул по плечу и предложил работу. Хорошую. От такой не отказываются.
	Мы уехали в Западную Африку. Там было… разное. Многое я помню, но еще больше забыл. Сознательно. Это не те вещи, которые хочется запоминать.
	Борис научил меня многому. Обращаться с пушками. Бегать в полной выкладке. Прятаться так, чтобы никто не заметил. Выполнять приказы и не задавать лишних вопросов. Скоро я вошел в состав его группы наемников. Со временем я стал лучшим среди них.
	Слово Бориса многое значило. Он был будто тенью моего отца, весточкой с того света. Когда он сказал, что не стоит горевать по утраченной руке, ведь аугментика куда лучше, я поверил ему.
	Люди часто теряют конечности в Западной Африке. Я не стал исключением.
	Человек ждет. Его тело неподвижно, на лице не двигается ни один мускул, лишь руки продолжают свою работу под мелодичное пение сервоприводов. Возвратная пружина, блестящая от масла, становится на свое место, затем механизм автомата скрывает затворная коробка.
	Я мало сплю. Иногда мне снится, что я вижу своими глазами собственные руки и ноги из плоти. Иногда – что я лишился всего и остался на растерзание врагам, слепой, с жалкими обрубками вместо конечностей вопящий кусок мяса.
	Иногда отсутствующие конечности чешутся или болят, иногда я чувствую холод или жар тем, чего у меня нет.
	Со временем я понял, что во мне остается все меньше от человека. Эмоции уходили, растворялись в прошлом. Вкусная пища, изысканный алкоголь, азарт игры, красивые женщины, шестизначные суммы на счетах – больше ничего не волновало мою кровь. Лишь в бою ко мне возвращались отголоски былых ощущений, жажда жизни за счет чужой смерти. Я уходил в сражение с головой. И однажды…
	Однажды мы атаковали небольшую деревушку, где окопались наркоторговцы. Те не могли оказать достойного сопротивления, огневые точки были подавлены с вертолета, а затем вниз спустился десант. Я двинулся первым, термографическое зрение дает определенные преимущества перед врагом, особенно когда стреляешь сквозь стены. Враги толпились в одной из халуп с тонкими стенами, большая часть погибла от первой гранаты, оставшихся я застрелил сквозь стены. Но контрабандистов там уже не было. Мы уничтожили обычных жителей, которые защищали себя и свои семьи.
	Там, когда я увидел раненого чернокожего паренька, лежащего среди трупов своих соседей и глядящего на меня со страхом и ненавистью. В этот момент вспомнился проклятый Патрик Глосс, только теперь на его месте был я.
	Жажда крови сделала меня бездушным чудовищем.
	Шомпол, пенал и магазин занимают свое место. Человек подхватывает автомат и прицеливается в стену. Его глаза светятся мертвым зеленым светом.
	Тогда я и покинул Бориса. Он был против, но я просто ушел, чтобы не возвращаться. Осесть в большом городе, где легко затеряться, было лишь первым шагом к новой жизни. Куда сложнее было сдержать себя среди множества доступных целей. Не погнаться за тем головокружением от каждой свернутой шеи, перерезанной глотки и предсмертных воплей.
	Я сам ограничил себя. Мой кодекс не позволяет причинять вред безоружным и гражданским. Я не подрываю здания и не травлю людей газом. Это чертовски сложно, но иначе нельзя. Эти правила – тонкая красная линия, стены песчаного замка перед цунами безумия. Но больше у меня ничего нет.
	Автомат заботливо укладывается на стол, поблескивающие руки снова начинают его разборку под хрипение тридео.
	Но я жду.
	Жду, когда запищит коммлинк и знакомый голос с сильным турецким акцентом предложит наведаться в одну закусочную ради невероятного предложения. Две шаурмы по цене одной? Нет. Еще один бег. Немного нюйен на кошелек. Зайти к доку и починить правую ногу. Поставить пива Джо.
	Возможно, получится утолить жажду крови. Или нет.
	Человек из плоти и железа продолжает разбирать и собирать автомат в полной темноте.