Отцы унд дети

Отцы унд дети

Истинную ценность чего-либо осознаёшь лишь тогда, когда этого лишаешься. Аксиома человеческой природы, действие которой я в очередной раз ощутил на себе сегодняшним утром, когда обнаружил, что всему району, если не всему городу, отрезали водоснабжение. Такой себе бесплатный экскурс в десятое столетие, в средневековый городок, улицы которого смердят запахами каловых масс. С одной стороны даже интересно: экзотика! Но когда такое устраивают по два-три раза в месяц, то становится не до смеха.
Я проснулся и сделал то, что перво-наперво делаю каждым утром любого дня: хорошенько пробзделся. Закончив, я поднялся с толчка, подтёр задницу и нажал на смыв.
- Гадство! – пробурчал я, когда понял, что воды в бачке нет, а значит и смыть злоуханную кучу нечем. Ко всему прочему, кроме двух бутылок грязной святой воды, запасённой ещё лет пять назад, в доме никакой жидкости не было. Я притащил бутылки в туалет и залил их содержимое в бачок.
- Во имя Отца, Сына и Святого Духа, - перекрестился я, наблюдая, как водопад причащённой воды смывает коричневую пирамидку в небытие.
Теперь получить утреннюю дозу кофеина в домашних условиях стало абсолютно невозможно, поскольку всю воду в доме я просрал в самом наибуквальнейшем смысле. Я взял немного денег и вышел на улицу.
В округе было лишь одно место, где подавали кофе: детская кафешка «Матрёнов двор». Я зашёл в неё и чуть не столкнул с ног молодую широкобёдрую официантку.
- Извините, - сказал я, подняв слетевшую с её головы жёлтую кепочку.
- Ничего, - ответила она, натянув кепку на голову.
Я сел за единственный свободный столик, у входа. Немногим позже, ко мне подошла та же официантка и спросила:
- Что будете?
- Кофе, - ответил я, - и пироженку какую-нибудь.
- Какую?
- Любую.
- Ну как это так? Давайте конкретнее, а то я вам тут принесу пироженку!
- А какие есть?
- «Медвежий улей», «Кошкин дом»...
- Давайте первую.
- «Медвежий улей»?
- Ага.
Официантка чиркнула что-то в блокноте и убежала. Я расселся в стуле поудобнее и стал ждать.
За столиком в центре сидела молодая мамочка с трёх-четырёх летней дочуркой. Дочка была чем-то недовольна и выказывала недовольство так, как обычно его выказывают дети: плакала, кричала, била себя ручками по голове. Мать пыталась заткнуть ей рот всем, что попадалось под руку: руками, салфетками, едой. Но от этого ребёнок бесился пуще прежнего. Лицо мамочки горело, а со лба крошечными капельками стекал холодный пот. Она озиралась по сторонам, рассеянно улыбаясь уставившимся на неё посетителям кафешки.
- Алина, заткнись ради бога! На нас люди смотрят! – бормотала она сквозь зубы.
- Аааауу-аа-уааа! – отвечала ей дочь.
- Да всё, всё, замолчи говорю! Люди смотрят! Молчи или зарежу!
- Ааааа-ааАА-уаааа! – не унималась Алина.
Мамочка схватила со стола пластиковую вилку, измазанную кетчупом и горчицей, и воткнула её дочери в глаз. Девочка задёргалась в конвульсиях. Потом брызнула маме в лицо тонкой струйкой крови из глаза и замертво упала на пол. Мамочка подняла её маленькое, безжизненное тельце и засунула его в свою дамскую сумочку.
- Извините, ради бога! – дрожащим голосом пробормотала мамочка, в очередной раз натянуто улыбнувшись всем вокруг. Потом она снова уселась за стол, вытерла лицо влажной салфеткой и стала доедать завтрак.
- Ваш кофе и «Медвежий улей», - сказала широкобёдрая официантка и поставила на стол поднос с заказом.
- Спасибо. Можно счёт сразу?
- Да, конечно.
Через минуту она вернулась.
- 95 рублей, - озвучила она.
Я протянул ей сотню.
- Ждите, сейчас сдачу принесу.
Я кивнул, взял маленькую белую чашечку и сделал большой глоток. Потом запихал в рот «Медвежий улей» и выпрыгнул в окно.