Пресвятая матушка церковь до крайности не одобряет вскрытия, если хотите знать. На деле, церковь не одобряет много чего, но к любопытствующим хирургам у нее особое отношение. Возможно, там боятся, что какой-нибудь врач, покопавшись в брюхе усопшего, решит, что у образа и подобия тоже были кишки, а значит, что Господь наш тоже полон дерьма. Но только тсс, я вам этого не говорил - такие мысли церковь тоже не приветствует. Наверное, именно из-за заботы о репутации Всевышнего церковники стараются держать кладбища под неусыпным надзором.
Знаете, моя работа дает достаточно времени для размышлений. И люди, пришло мне в голову, они во многом похожи на грибы. Судите сами: и те, и другие способны вас убить; и те, и другие могут прятаться в листве и под кустами; людей, как и грибы, нужно знать, где искать. Наконец, и те, и другие чрезвычайно вкусные, если вы умеете их приготовить. Хотя, конечно же, я таким не занимаюсь. Церковь этого бы не одобрила. Знаю, на первый взгляд то, что я делаю, может показаться бессмысленным, но подумайте вот о чем. Многим докторам, хирургам и схоластам интересно, как устроен человек внутри. Некоторые из этих людей более или менее обеспечены. С другой стороны, церковь рьяно следит за сохранностью усопших, не желая даже думать о том, чтобы помочь любопытствующим в их изысканиях. И, наконец, вы не поверите, как много людей хотят незаметно избавиться от трупов, то есть под покровом ночи закопать их в глубокой чаще. Даже не знаю, почему бы этим людям не обратиться напрямую к хирургам и прочим. Наверное, ни те, ни другие не горят желанием афишировать свои занятия. В общем, в тот момент, когда одни только натачивают свои инструменты, а другие с оглядкой убираются от свежей могилы, появляюсь я. С наметанным глазом (да, как у меня, спасибо) найти относительно недавнее захоронение не составляет труда, к тому же, я достаточно давно занимаюсь этим, чтобы знать, где искать. Прямо сейчас, например, я смотрю на свою сегодняшнюю находку. Перемазанное землей лицо, вероятно, было довольно милым при жизни. Мой взгляд опускается ниже, задерживаясь на груди чуть дольше, чем следовало бы, еще ниже, на колотую рану под ребрами и на заметно округлившийся живот. Два в одном, господа, сегодня мой удачный день. Конечно, это невероятно печально, настоящая трагедия и я содрогаюсь от одной мысли, что кто-то мог учинить такое. Но с другой стороны, за этот экземпляр я собью с Генриха двойную цену. Хотя для этого нужно ее к нему доставить. Воткнув лопату в землю, я беру женщину подмышки, вытаскивая из неглубокой могилы. Тяжелая, черт побери. Или правильней сказать "тяжелые", раз уж их там двое? Полагаю, это просто вопрос семантики. Да, умное слово для могильщика. Общаюсь с умными людьми. Перед тем, как погрузить свою находку на сани, я останавливаюсь, чтобы перевести дух. Хотел бы я знать, как ее звали. Неважно, я буду называть ее Мэри. Интересно, как она умерла? Думаю, все началось, когда Мэри сказала кому-то, что беременна.
- Я беременна, - сказала Мэри, смущенно опустив взгляд в пол. Вскоре, скрыть этот факт будет невозможно и первой сделать свой ход ей показалось разумной идеей.
- Правда? Вот это новость, - заметил Фридрих и что-то в его тоне заставило женщину насторожиться, - И кто же это?
- Ох, дорогой, я ведь еще даже не ходила к повитухе, - Мэри подошла к мужу, склонившимся над гроссбухом, - но я чувствую, это мальчик.
Хотя пока что все, казалось бы, шло хорошо, интуиция подсказывала ей, что грядет буря. Знакомый холодок поселился внизу живота, предвещая скорые перемены. Она хорошо помнила это чувство с того момента, как Фридрих явился в дом ее отца. Он был ростовщиком, этот лысый, бородатый великан, и хотя отец умалчивал, почему отдает дочь за него, догадаться было не сложно. Милая, немного простоватая мордашка, полные груди и широкие бедра Мэри были вполне себе во вкусе не только Фридриха, но и большей части мужского населения городка. Не удивительно, что ростовщик согласился списать обширные долги за такое приобретение. Впрочем, сама Мэри не жаловалась. Фридрих-великан, хотя и создавал впечатление человека грубого и неприветливого, был, во-первых, гораздо обеспеченней отца, а во-вторых, в отличии от сурового родителя, души не чаял в своей невесте. Выражал он это, в свойственной ему манере, крайне сдержанно, и пусть иногда прикрикивал на жену, пожаловаться на плохое обращение Мэри не могла. Напротив, время от времени Фридрих даже баловал ее дорогими безделушками. В общем, совместная их жизнь была весьма приятная и, можно сказать, весьма близка к идеальной, вплоть до... что ж, до этого самого разговора.
- Нет, дорогая, - выделил здоровяк это слово, поднимаясь из-за стола и разминая затекшую спину, - ты неправильно меня поняла. Я спросил, кто это? Кто отец?
Женщина нервно сглотнула, нехотя отступая на пару шагов назад.
- О-о чем ты? Я не понимаю... Ну конечно же...
- Молчи, - перебил он ее, - не искушай судьбу. Каждый доктор, каждый знахарь, колдун и шаман, к которому я обращался, говорил мне, что помочь мне ничто не в силах и что своих детей у меня никогда не будет. А теперь ты решила явить мне чудо?!
- Ну, - неуверенно начала Мэри, чувствуя, что молчание затягивается, - Да?
- Убирайся прочь! - взревел Фридрих, - Как долго я терпел тебя! Как долго я жалел, что поддался уговорам твоего отца! Надеялся, что ты полюбишь меня. Думал, подарками тебя привлечь. Но тебе всего было мало, да? Знаешь, мне плевать, кто это был. Пусть хоть половина города тебя трахала, теперь ты не моя проблема. Исчезни с глаз моих и, клянусь тебе, если еще раз увижу, сверну шею собственными руками.
Что ж, возможно, их жизнь не была такой уж безоблачной. Как бы то ни было, теперь это позади и ничего уже не исправить. Оставшись одна, без крыши над головой, Мэри впервые в жизни не знала, что делать дальше. Промозглый ноябрьский ветер пробирал до костей, а улицы, необычно пустынные даже для такой отвратительной погоды, пугали бедную девушку.
- А что вы делаете тут одна в такой час? - окликнул ее чей-то хриплый голос, - Не найдется монетки для несчастного бедняка?
Старый бродяга, заросший косматой бородой, с глазами, смотрящими в разные стороны и одетый в рваные лохмотья, ковылял позади Мэри. Левую руку он привычно вытянул вперед, ища подаяния, а правую прятал в складках той рванины, которую использовал в качестве одежды. Всем своим видом старик вселял отвращение, а его взгляд, и то, как целеустремленно он хромал в сторону девушки не предвещали ровным счетом ничего хорошего. Мэри словно примерзла к земле, а меж тем нищий подошел так близко, что можно было рассмотреть его побитое оспой лицо. И когда он растянул рот в жуткой улыбке-оскале, девушка не выдержала и, развернувшись, побежала, не помня себя от страха.
Она пришла в себя только когда дверь дома, в которую она изо всех сил стучала, открылась. Надо сказать, это был не первый попавшийся дом, куда Мэри бросилась, ища спасения от жуткого бродяги. Этот дом отличался от всех остальных тем, что одну из комнат в нем снимал некий Клод, путешественник и авантюрист, как он любил представляться, шулер и бабник на самом деле. С Мэри его объединяла непродолжительная любовная связь и тот факт, что он, скорее всего, являлся настоящим отцом ребенка. Именно эта мысль пришла в голову девушке в то время, как Клод отпаивал ее чаем на общей кухне, которая, по счастью, в то время пустовала.
Клод молча кивал все время, пока Мэри пересказывала ему события того дня.
- Так что ты собираешься делать дальше? - спросил он, как только девушка закончила.
- В каком смысле? Но ведь, если у Фридриха не может быть детей, то...
- Постой-постой, - перебил ее Клод, - откуда ты это знаешь?
- Он мне так сказал.
- А что, если он соврал? Может быть, уж извини, ты ему надоела и он искал повод избавиться от тебя, - Клод присел на скамейку рядом с Мэри, обняв ее плечи, - Послушай, мне с тобой было хорошо, правда.
Он остановился на секунду, внимательно посмотрел на Мэри и, вздохнув, продолжил.
- Даже если я - отец ребенка, что, я уверен, совсем не так, ты забываешь одну важную вещь. Я авантюрист и путешественник, не правда ли? Завтра меня уже не будет в городе и, честно говоря, возвращаться сюда я не намерен. Не переживай, я напишу тебе письмо когда-нибудь. Допила чай?
С этими словами он взял из рук Мэри опустевшую чашку и вернулся к столу, на котором его дожидался кусок мяса.
- Хозяйка целый день на рынке, - пожаловался Клод, - приходится готовить самому.
Мэри в задумчивости сидела на скамье. От Клода веяло опасностью, духом приключений и именно этим он привлекал ее, но сейчас девушка поняла, что на самом деле совершенно не знает его.
- А это памятный сувенир?
Мэри не поняла, о чем он говорит. "Кольцо" - уточнил Клод и девушка опустила взгляд на свои руки, словно впервые их видела. Действительно, серебряное кольцо с крошечным рубином, один из последних подарков Фридриха, все еще было надето на безымянном пальце.
- Должно быть, Фридрих был слишком зол, чтобы думать о нем.
- Наверное, жаль потерять такого мужа. Такое колечко стоит немалых денег. Кто-то бы даже сказал очень, очень больших денег.
Девушка в ответ лишь безразлично пожала плечами. Кольцо сейчас волновало ее меньше всего и, к сожалению, она не догадалась, куда идет этот разговор.
- И хозяйка не вернется до темноты... - сказал Клод, протирая нож, которым минуту назад разделывал мясо.
Да, оказывается, этот Клод - та еще поганка. И имя дурацкое - Клод. Звучит, как будто кто-то поперхнулся. Кольца у Мэри (буду продолжать называть ее Мэри), конечно же, не оказалось, но ее друг был настолько добр, что почти не испортил платье. Из него выйду отличные занавески.
Кстати, если вам интересно, самого Клода я нашел на следующий же день. Знаете, какую ошибку чаще всего допускают неопытные люди, стремящиеся... поглубже зарыть неприятные воспоминания? Они начинают копать яму, а не могилу. Потом они, конечно же, понимают, что что-то делают не так, но чаще всего они слишком устали или слишком напуганы, чтобы это исправить. В результате несчастный покойник (может быть и счастливый, но я бы точно не был доволен таким отношением) полусидит в яме, кое-как присыпанный землей. Именно так и сидит в своей могиле бедняга Клод и, судя по искаженному агонией лицу, он совсем, совсем не рад. Хотя, возможно, причина его недовольства кроется в связанных и, по всей видимости, сломанных руках. Или отсутствующих пальцах. Да, довольно очевидно, что его не просто пытались спрятать от посторонних глаз, о нет. Кто-то очень хотел его наказать и, насколько я вижу, преуспел.
- Не подскажешь, кто это мог сделать? - спрашиваю я, доставая кляп изо рта мертвого авантюриста, - Молчишь? А я, кажется, догадываюсь, кто.
Старина Вильбур, слишком ленивый, чтобы найти достойную работу и слишком здоровый, чтобы попрошайничать. Что тут скажешь, некоторым людям просто не везет по жизни. Не сказать, что он был злым, нет. Скорее просто жадным и глуповатым, хотя называть его глупым в лицо - плохая идея. Каждый день Вильбур трудился подмастерьем в кузнице, а по вечерам, как правило, приставал к людям в таверне с просьбой угостить его выпивкой или резался в карты со своими дружками. В тот вечер в тесной, пропахшей табачным дымом лачуге собрались Вильбур, которому эта лачуга и принадлежала, пекарь Микаэль, Ганс, детина с волосатыми руками и скошенным набок носом, работавший в пекарне Микаэля, и заезжий парень по имени Клод. Последний уже несколько вечеров подряд присоединялся к компании Вильбура за игрой в карты с переменным успехом, проигрывая не слишком крупные суммы и с трудом отыгрывая их назад. Один только Микаэль, который лучше остальных здесь умел считать деньги, заметил, что новенький каждый раз проигрывал им их же деньги, которые отыгрывал на следующий же день. Впрочем, делиться своими наблюдениями с друзьями пекарь не спешил, выжидая, вероятно, подходящего момента.
Спиной к двери над карточным столом склонился сам Вильбур, Ганс по правую руку от него, Клод по левую, а напротив пыхтел трубкой Микаэль. Кон стоял не шуточный, едва ли не месячный заработок каждого, а Гансу за такие деньги пришлось бы месяца два батрачить на скрягу Микаэля. Ситуация была более, чем напряженная и не похоже, чтобы у кого-нибудь было ощутимое преимущество. Спустя еще полчаса напряженных торгов Клод сумел заставить Ганса поставить последние деньги. Согласно правилам, это означало, что игроки должны вскрываться. Помощник пекаря, на прошлом ходу сбросивший отличные карты, мысленно прощался с деньгами, хотя его товарищи держались более уверенно. Однако Клод шокировал всех, открыв карты - с его комбинацией никто не мог соперничать. Над столом повисла напряженная тишина. Пекарь кашлянул, многозначительно посмотрел на Вильбура, на Клода и снова на Вильбура. Тот, похоже, похоже, все верно понял, потому что тут же схватил сидящего слева паренька за руку. Не ожидавший такого Клод попытался отдернуть руку что, очевидно, было ошибкой. Из-за неосторожного движения карты, аккуратно спрятанные в рукаве, высыпались на пол. Не теряя ни секунды, шулер опрокинул со стола свечи, погрузив помещение во тьму. Воспользовавшись секундным замешательством, он освободился от цепкой хватки Вильбура и отшатнулся к стене. Втянув голову в плечи и надеясь не попасться под руку обманутым мужикам, Клод буквально дополз до двери и выскользнул из хижины в безлунную ночь. В этот момент словно наковальня врезалась в его челюсть.
Вильбур не даже не пытался словить шулера в темноте. Вместо этого он прокрался на улицу и дождался Клода там, вырубив хорошо поставленным ударом, как только он высунул нос наружу.
- Утопим его в реке, пока не очнулся? - предложил Ганс, за что тут же получил подзатыльник от пекаря.
- До реки больше лиги. Ты его, чтоль, потащишь?
- Ганс дело говорит, - возразил Вильбур, - Такое дерьмо прощать нельзя.
- Так никто же и не спорит! Но лес гораздо ближе.
Что случилось дальше представить не сложно. Конечно же беднягу Клода оттащили в глубокую чащу. В конце концов, кого вообще волнует пропажа какого-то заезжего шулера? Кому-то пришла в голову идея неким образом обозначить его преступление. Так Клод, вероятно, уже пришедший в себя, лишился пальцев. Один держит его руки на булыжнике, другой наносит удар лопатой. Понадобилось два или три удара, пока влажное хлюпанье и хруст костей не сменился лязгом металла о камень. Потом они решили зарыть его живьем. Думаю, это был Микаэль. Мне никогда не нравился этот ушлый человечишка. Должно быть, они все еще побаивались, что Клод сумеет спастись, пусть и лишившись большей части пальцев. Именно поэтому ему сломали руки, для надежности, а рот еще раньше заткнули обрывком его же одежды. Одно меня занимает - куда делось то серебряное с рубином кольцо?
Хотя может быть и не было никакого кольца. Может быть я придумал все это. В конце концов, довольно скучно целыми днями бродить по лесу в поисках свежих могил, не смотря на то, что попадаются они тут удивительно часто. Как грибы после дождя.