Российский политик, ожидая, когда его позовут в кабинет, сидит, улыбаясь, в приемной американского конгрессмена. Когда в России изменятся общественные настроения, и когда массовый антиамериканизм выйдет из моды, эта картинка, наверное, будет выглядеть иначе, но сейчас все вполне однозначно — российский политик пришел на прием к конгрессмену, и когда его позовут в кабинет (а мизансцена именно такая — пришел проситель и терпеливо ждет), он зайдет, разложит на столе бумаги из своей папочки и будет подробно и аргументированно жаловаться на некоторых своих сограждан, чтобы конгрессмен помог их наказать.

И конгрессмен — честный и добрый человек откуда-нибудь из штата Алабама, — внимательно посмотрит на разложенные по столу бумаги, потом в глаза просителю и скажет, что он обязательно посоветуется с коллегами, и они обязательно что-нибудь придумают. Если в эту минуту конгрессмену кто-нибудь расскажет исторический анекдот о том, как в оккупированном Париже на дверях гестапо висело объявление, что доносы друг на друга от русских эмигрантов не принимаются, он оценит шутку, даже не зная ничего об эмигрантских нравах прошлого века.

Государственное телевидение в России — это такая же власть, как и полиция, и спецслужбы
Поход Михаила Касьянова к конгрессменам за санкциями против нескольких российских телеведущих — этот поступок российского политика даже нельзя назвать рискованным, потому что если риск равен ста процентам, то это уже не риск, это гарантированное самоубийство. Ты ездишь жаловаться в американский конгресс и весело позируешь перед фотоаппаратами в приемной — значит, конгресс для тебя важнее, чем российские избиратели, да?



Фото: Владимир Кара-Мурза мл. (Facebook)

Но вообще-то да, важнее.

В российской политике сейчас что угодно может быть важнее, чем избиратели, потому что никаких избирателей на самом деле и нет, как нет и политиков, и политики вообще. Есть формализованная и лицемерная процедура выборов, спроектированная таким образом, чтобы от голосования к голосованию обеспечивать несменяемость власти. Можно делать вид, что это не так, подыгрывать Кремлю в его имитационных играх, а можно поехать в конгресс и добиться конкретных неприятностей для нескольких конкретных людей. У нас есть такое популярное выражение — «теория малых дел», но этим определением обычно называют что-нибудь совсем бытовое наподобие прокладки велодорожек или спасения больных детей. Санкции против Киселева и Мамонтова — это тоже именно малое дело, такое же, как и успешно пролоббированный тем же способом (ездили в Вашингтон и уговаривали) «список Магнитского». И если учесть, что большим делом почему-то считается участие в заведомо безвыигрышных выборах, максимальным успехом в которых может быть, как у покойного Немцова, один мандат где-то в провинции — пожалуй, можно и отказаться от такого сомнительного успеха в пользу маленького, но реального результата.

Люди, поддерживающие Касьянова в его американской инициативе, избегают слова «журналисты» применительно к людям, перечисленным в списке. Здесь есть элемент публицистической спекуляции — вообще каждый журналист хоть раз слышал от своих недоброжелателей, что он на самом деле не журналист (обо мне, например, так однажды говорил псковский губернатор Турчак). По всем формальным признакам и Владимир Соловьев, и Андрей Караулов, и Аркадий Мамонтов — журналисты, просто так вышло, и это обязательно надо учитывать, что в путинской системе и журналистика поставлена на службу интересов власти (а не общества), как и любая другая публичная деятельность. Та журналистика, к которой принадлежат перечисленные Касьяновым люди — это корпорация, возглавляемая в конечном счете самим Владимиром Путиным, потому что и руководители федеральных телеканалов по факту подчиняются ему и никому больше, да и сам Путин («Прямые линии» и прочее) в какой-то мере такая же телезвезда, как Соловьев и Киселев. «Список Магнитского» был направлен против нескольких самых одиозных людей из силовой корпорации, «список Немцова» — против нескольких самых одиозных людей из корпорации медийной, принцип тот же.

Государственное телевидение в России — это такая же власть, как и полиция, и спецслужбы, причем такая власть, с которой на своем уровне чаще всего соприкасается рядовой гражданин. Министры и чиновники президентской администрации существуют где-то в совсем параллельном мире, мы с ними не соприкасаемся. А вот полицейский на улице — это власть, и самодовольный фашист в телевизоре — тоже власть, потому что именно с его помощью Кремль разговаривает с миллионами россиян. Коммуникация между властью и обществом в России 2015 года осуществляется не на выборах — наш удел очень скромен, мы можем только позлорадствовать, когда грозненские и московские силовики переходят к публичной перебранке, или когда Соловьев из телевизора рискует лишиться столь ценной для него возможности встретить Новый год в Майями. Для избирателя Касьянов на приеме в американском конгрессе — зрелище, может быть, неприятное, но от избирателя в России ничего не зависит, поэтому его мнением можно пренебречь. А вот для обывателя страдающий Соловьев — зрелище, по крайней мере, веселое, и если Касьянов своего добьется, можно будет сказать ему спасибо за это веселье, тем более, положа руку на сердце — а что, кто-нибудь когда-нибудь относился к Касьянову всерьез как к политику?

Санкционные списки с конкретными фамилиями хороши в том числе и тем, что они дают возможность определиться остальным коллегам людей из списка. Когда на очередном витке (может, после Путина, а может, и при Путине) российская номенклатура начнет мириться с Западом, имена жертв санкционных списков обязательно станут предметом для гласного или негласного торга. Ограничив список ответственных за «атмосферу ненависти» этой восьмеркой (Соловьев, Киселев, Мамонтов, Семин, Кулистиков, Добродеев, Пушков, Караулов), Касьянов сделал подарок всем остальным — теперь они знают поименно, на кого можно свалить весь телевизионный ад последних лет, когда наступит новая «перезагрузка».